— Если Шамиль затеял снова азиатские хитрости, его ждет серьезное разочарование, — сердито бурчал Граббе, дождавшись прибытия аманата. — Мы с ним не в детские игры забавлялись, чтобы кончить почти ничем. Буду требовать выхода из Ахульго в три дня и проживания в Грозной[1].
— Согласится ли он? — усомнился генерал-майор Пулло. — Для Шамиля подобный исход будет означать политическую смерть.
— У него нет иного выхода.
— Он может предпочесть смерть в бою.
— Так тому и быть!
— Как прикажете записать в документах имя ребенка?
— Какой бойкий мальчишка! — усмехнулся Граббе, глядя на Джамалэддина, быстро освоившегося в новой обстановке и уже забавлявшегося с генеральским телескопом. «Черт» оказался вполне обычным дядькой, только без бороды, но с кучей волос на лице. Неинтересно. — Запишите: сын мятежного вождя из Нагорного Дагестана.
… — Унтер-офицер Девяткин! Что за неуставной вид? — распекал Васю генерал-майор Пулло на следующее утро. — Что за толпу оборванцев ты ко мне притащил⁈ Я приказал Циклаурову выделить самых отличившихся вчера при штурме в почетный караул у палатки командующего. И что в итоге? Где фуражка⁈
На голове Васи красовалась папаха, с которой он не расставался со времен отряда налетов Дорохова. Видок у нее, конечно, еще тот! Прямо скажем, не парадный!
— Что язык проглотил? Отвечать! — вызверился командир полка.
— Так это… Вашество! Поизносились!
— Сам вижу, что поизносились. Но могли же в порядок себя хоть как-то привести!
Вася внешне не подал виду. Все также изображал тупого служаку, пялясь на генерала вытаращенными от усердия глазами. За год с лишком солдатчины уже научился у однополчан. Но внутренне кипел от ярости. Когда он, как и остальные, смог бы подштопаться? Вчера, как ушли от калмыцкой кибитки генерала Граббе, так и завалились спать без задних ног. Умаялись за полдня битвы и беготни по лагерю с заложником. А утром чуть свет их растолкал подпоручик, выполнявший обязанности ротного, и велел, не жрамши, отправляться к Пулло. Подкрепились на бегу сухарной трухой из кисетов. Нормальных сухарей давно в полку не осталось.
— Как ты будешь стоять на посту у господина генерал-адъютанта в дырявой папахе⁈ — не унимался командир куринцев.
— Вашество, господин генерал-майор! — вмешался другой унтер. — Разрешите?
— Чего у тебя? — злобно рявкнул Пулло.
Унтер сунул Васе в руку тяжелую папаху. Милов удивился ее весу, но виду не подал. Поменял на голове головной убор.
Командир куринцев оглядел строй полувзвода. Все, как на подбор, в папахах. Сговорились! А ведь это чистый убыток, коли солдаты к папахам привыкнут. После каждого похода бывший полковник списывал, как утерянные, ранцы и папахи, которые солдаты никогда с собой не брали. И имел приличный с того бакшиш. А теперь? Вот полюбилась им папаха ни с того ни с сего! А все этот чертов Девяткин! С него пошло.
«Вернемся в Грозную, отправлю тебя снова к Дорохову. Хватит мне народ баламутить!» — сделал себе зарубку на память генерал. Он уже успел позабыть, как Вася таскал ему из грозненского леса чеченские кинжалы.
Он оглядел еще раз своих солдат. Все — кто в лес, кто по дрова. Многие — с перевязанными ранами. Один в укороченной бурке, свисающей с плеча. У другого шинель подрезана. У третьего — да почти у каждого второго — ремень висит не по форме. И у всех появились кинжалы — от прямых до бебутов.
«Тесаки-то тяжелые в поход не взяли. А тут, глядя на Девяткинский горлорез, вооружились. Нужно будет по прибытию в квартиры издать приказ об изменении полковой формы. Кое-что можно использовать. Изобретатели! — хмыкнул он. — Жить захочешь, и не такое придумаешь!».
Все ж генерал-майор был отличным командиром полка, этого у него не отнять. Он подмечал все нюансы службы и доверял солдатскому чутью.
— Шинели хоть наденьте, позорники! — по-отечески махнув рукой, буркнул Пулло на прощание и пошел собираться.
Его ждали переговоры с Шамилем, и он всерьез опасался за свою жизнь. С этими фанатиками никогда не знаешь, чего ожидать.
— Нашел дураков в шинели на жаре стоять! — хмыкнул Вася ему вслед. — Братцы, отчего папаха такая тяжелая?
— Мы тебе долю с добычи, что с горцев сняли, выделили. И в подкладку папахи зашили. Если б не твоя идея папахи носить, многие без башки бы остались. Рубятся они, черти, знатно. А папаха иной раз выручает.
Вася впечатлился. И восхитился солдатской смекалке. Ничего не скажешь, по-пацански сослуживцы поступили. И с выдумкой.