Но проходят секунды, он смотрит на меня сквозь разрезы на маске, и я понимаю, что это не шутка. Скрытых камер нет.
Там только Себастьян и я, и он смотрит на меня так, будто я единственный человек в комнате.
— Прошу прощения?
Наконец мне удается говорить тихо, чтобы меня не подслушали.
— Ты меня слышала, — его голос представляет собой глубокое рычание исходящие из груди.
Да, я слышала его кристально ясно, но мне все еще трудно это осознать. Почему он хочет, чтобы я осталась с ним наедине? Почему я?
Я абсолютно не жалуюсь. Себастьян может утащить меня в любой темный угол этого зала в одиночку, и меня это вполне устраивает. Я сделаю все, что он захочет, но не могу избавиться от шока. Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Наедине? — повторяю я тихо, все еще глядя в его сверкающие красные глаза. — Зачем?
Он усмехается, глубокий звук раздается в его груди, от которого у меня подкашиваются ноги, и бросает быстрый взгляд на группу позади нас.
— Просто поговорить, — говорит он, как будто происходящее — самая нормальная вещь в мире. Он поднимает маску между нами, чтобы привлечь мое внимание. — Ты готова это сделать?
Я киваю.
— Я бы попробовала сделать твою, но я явно не лучший художник. Вышло бы еще хуже.
— Не недооценивай себя, — говорит он. — Маска хорошая. Я немного ревную, потому что ты не попросила меня подписать ее.
Я бледнею, жар обжигает мои щеки. Я потею, несмотря на прохладный воздух за кулисами и мою откровенную одежду.
— Ты ревнуешь?
Его глаза с прищуром смотрят на меня, сверкая озорным блеском.
Он действительно ревнует или просто флиртует со мной?
Он вообще флиртует?
Боже, как бы мне хотелось, чтобы Джозелин была здесь и помогла мне.
— Ты подпишешь ее? — спрашиваю я, не зная, что еще сказать.
Мы остаемся в тупике, взгляды сливаются воедино, напряжение между нами нарастает. Я понятия не имею, что происходит, но, стоя здесь, у меня кружится голова. Меньше всего мне хочется потерять сознание у ног Себастьяна, и чтобы меня выносили врачи скорой помощи. Если бы мое сердце не остановится, то я просто умру от смущения.
— Конечно, — говорит он, наконец моргая и прерывая зрительный контакт.
Железный кулак на моей груди расслабляется, и мне становится легче дышать, когда он тянется к карману и достает серебряный маркер. Я встаю на цыпочки и смотрю, как он подписывает, чуть не разражаясь приступом смеха, когда он зачеркивает имя клавишника, прежде чем поставить свою подпись.
Проклятие. Он не шутил насчет ревности.
Буквы его имени такие огромные, что занимают большую часть внутренней части маски, когда он возвращает ее мне.
— Чувствуешь себя лучше? — шучу я, указывая на испорченное имя беса.
— Намного.
Он кивает и указывает на место, куда можно присесть позади группы.
— Присаживайся, и позволь мне закончить здесь. Тогда мы сможем поговорить.
Это не просьба.
Я смотрю на скромный уголок и замечаю, что больше никто не сидит. Я особенная. Почему?
В моей голове звенят тревожные звоночки, приглушенные волнением, разливающимся по моим венам. Если мне нужны ответы, я знаю, что есть только один способ узнать их.
ГЛАВА ДЕВЯТЬ
Ники
Нервничаю так, что мое горло сжимается, но я не смею ослушаться. Не говоря ни слова, я сажусь на диван и смотрю, как Себастьян разговаривает с и фотографируется с остальными. Я надеюсь, что он пошлет их сесть рядом со мной или что другие участники группы сделают то же самое, но никто этого не делает.
Мне неловко находится одной, наблюдать за задницами участников группы, которые игнорируют мое существование, но, по крайней мере, у меня хороший вид.
Я достаю свой телефон, желая поделиться новостями с Джозелин. Остался небольшой заряд батареи, но его достаточно, чтобы обменяться несколькими сообщениями.
Ники: Ты не поверишь мне…
Ей требуется всего несколько секунд, чтобы ответить.
Джозелин: Себастьян вытащил свой член и попросил тебя отсосать ему?
Я фыркаю непривлекательным смешком и прижимаю руку ко рту. Если бы.
Мне: Нет, извращенка. Но он попросил меня присесть и подождать, чтобы поговорить со мной после окончания мероприятия.
Джозелин: Я кричу, плачу и меня рвет. Ты серьезно? Да, крошка!
Ники: Мне тяжело дышать. У тебя все в порядке? Нужно ли мне поторопиться?
Джозелин: Ники Кэролайн Портер, если ты не проведешь это время с пользой и не растянешь удовольствие, я никогда больше с тобой не заговорю.
Я снова хихикаю, пытаясь вести себя тихо, чтобы не привлекать к себе внимания. Уже вижу, как несколько других обладателей пропусков за кулисы смотрят на меня с завистью, но мне все равно. Они могут пялиться сколько угодно. Это мой момент, и я отказываюсь чувствовать себя за это виноватой.
Ники: Да, мэм. Телефон разряжается, но я напишу тебе, когда мы закончим.
Джозелин: Заметано.
Несколько минут, которые я провожу, сидя в ожидании, кажутся бесконечными. Каждая секунда мучительна, когда я изучаю костюм Себастьяна, запоминая его детали. Барабанщик дважды оглядывается назад, очевидно, ему так же интересно, как и мне, почему я тут нахожусь. Оба раза нервно улыбаюсь ему. Если бы я была увереннее, то могла бы встать и размяться, но смесь нервов и беспокойства приковывает меня к дивану.
Я никуда не пойду, пока Себастьян не скажет мне уйти.
Наконец, когда остальные обладатели пропусков за кулисы получили свои автографы и фотографии, работница зала уводит их обратно тем же путем, которым мы пришли, и я остаюсь наедине с группой.
Кажется, что время остановилось, все движется медленно, как патока, как кровь, бурлящая в моих ушах.
Ебать.
Я наедине с Рэйдж.
Неважно, сколько раз я повторяла это про себя, я все равно не верю.
Что, черт возьми, происходит?
До сегодняшнего вечера казалось, что все во вселенной намерено удерживало меня от этого момента.
Препятствия были безжалостными: от невозможности найти билеты до поражения в конкурсе по изготовлению масок, но теперь, когда я думаю об этом, все было как раз наоборот. Несмотря на все, звезды сошлись, и мне все-таки удалось получить пропуск за кулисы.