Но разве ему не будет приятно увидеть меня, там, прямо перед собой?
Узнать, что я приняла его приглашение.
Узнать, что я проделала весь этот путь, чтобы увидеть его.
К тому же, фотографии с такого ракурса, когда он стоит надо мной, словно бог тьмы, будут великолепны.
Мои ноги двигаются сами по себе, притягивая меня к толпе. Я извиняюсь и протискиваюсь сквозь людей, медленно продвигаясь вперёд. Несколько человек раздражённо вздыхают, когда я пробираюсь ближе к сцене, но мне всё равно.
Я не буду счастлива, пока не окажусь у самого барьера, прямо перед сценой. Если меня затянет в толпу по пути, пусть будет так. Всё равно оно того стоит.
Наконец, я добираюсь до первого ряда, когда вторая группа заканчивает своё выступление. Зал наполняется гулом взволнованных голосов, музыка замирает, и воздух вибрирует от коллективного волнения. Я хватаюсь за верх металлического барьера, который создаёт узкий проход между беспокойной толпой и сценой, и мой пульс ускоряется.
Пришло время главного события.
Пришло время Рэйдж.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТЬ
Ники
Смутное чувство дежавю дразнит мои мысли, когда участники группы Рэйдж выходят на сцену и берут в руки свои инструменты. Крики эхом раздаются по залу, пронзая мои уши, когда окружающие меня незнакомцы теряют рассудок. Я присоединяюсь к ним.
Я кричу и свищу, когда барабанщик указывает своими палочками на толпу. Интересно, не поссорились ли они с Себастьяном после моего ухода прошлой ночью? Было ли это из-за концерта? Или дело во мне? Похоже, он в хорошем настроении, флиртуя с публикой и посылая воздушные поцелуи тем, кто стоит на трибунах, но это может быть всего лишь его сценический образ.
Надеюсь, я буду слишком занята, чтобы помнить об этом, но, если позже я вспомню, то обязательно спрошу Себастьяна.
Звук электрогитары слева от меня поднимает адреналин еще выше, и я визжу, безудержное волнение накатывает на меня волнами. Мне хочется кричать, прыгать, и прорваться на сцену к группе, но я стою неподвижно, ищу глазами хоть какие-то признаки Себастьяна. Я смотрю вправо от барабанной установки, где он появился вчера вечером, в ожидании.
Пульс колотится в горле, угрожая перекрыть дыхательные пути.
Красные огни освещают сцену, клубы дыма искажают все, что находится за пределами сцены, скрывая солиста из поля зрения. Все замедляется вокруг меня, пока мои глаза остаются прикованными к этому месту. Я так напряжена, что могу взорваться при первом же признаке движения, но всё равно продолжаю смотреть.
Наконец, когда я уже не могу терпеть, что-то меняется в темноте, и Себастьян выходит из дыма, вызывая неистовые аплодисменты толпы. Он уверенно идет к авансцене в бордовом костюме, который немного отличается от вчерашнего. У костюма черные лацканы, а под ним надета черная рубашка.
Себастьян останавливается в центре сцены, окидывая взглядом толпу, переходя из одного конца зала в другой, и у меня подкашиваются коленки. Свет прожектора освещает его так, что кажется, будто он один является главным событием концерта. Все это пробуждает жар между моих бедер, повышая мое бешеное сердцебиение.
Он поражает своим видом, легко завоевывая внимание всех в зале. Он еще даже рта не открыл, а привел толпу в полный восторг. Судя по его позе — один палец небрежно заправлен за петлю ремня, плечи расправлены, голова самоуверенно наклонена вбок — он знает это. Мы его марионетки, а он наш кукловод.
Если он скажет нам прыгать, мы спросим, насколько высоко.
Музыка взрывается в зале, захлёстывая толпу и заглушая их крики. Всё вокруг меня превращается в белый шум, пока я смотрю, как Себастьян идёт вперёд и берет микрофон, совершенно не обращая внимания на то, что стойка падает на пол.
Он подходит тяжелыми шагами к краю сцены, бьет головой в такт, указывая на фанатов, сидящих на высоких местах. Они кричат, свистят, плачут и сходят с ума, пока он не поворачивается и не бежит к другому концу сцены, чтобы сделать то же самое. Снова взрыв аплодисментов.
Когда он возвращается на середину сцены и указывает на людей на первом ряду, я чувствую, как зрители прижимаются к моей спине. Если бы не баррикада, которая сейчас давит мне на ребра, и не охрана, патрулирующая перед сценой, я не сомневаюсь, что они стремились бы подойти к нему достаточно близко, чтобы дотронуться до него. Лишь на несколько часов, все эти люди будут поклоняться Себастьяну Алексу, и все они жаждут доказать, кто самый преданный.
Его взгляд скользит по толпе, пропуская всех стоящих в самом первом ряду, и мое дыхание застревает в груди, когда его глаза останавливаются на мне. Это мгновение, слишком короткое, чтобы понять, видит ли и узнает ли меня он на самом деле. Но озноб, который поднимается по моим рукам, говорит мне, что узнал.
Затем он глубоко вздыхает и начинает вступительную песню с самой великолепной высокой ноты, которую я когда-либо слышала, заставляя мои волосы встать дыбом и угрожая, что мои барабанные перепонки лопнут, находясь так близко к колонкам.
Моя киска сжимается в такт с моей грудью, пока я смотрю на него в благоговейном ужасе, охваченная смесью обожания и вожделения к этому мужчине.
Черт возьми, у меня проблемы.
Возможно, вчера я слишком переволновалась, чтобы сказать или сделать то, что хотела, но сегодня я отказываюсь поддаваться застенчивому смущению. Это может быть последний шанс увидеть Себастьяна лично, последняя возможность произвести впечатление. Застенчивость или робость могут сделать меня запоминающимся, но я не хочу, чтобы он меня запомнил такой. Когда он подумает обо мне позже, если вообще подумает, я хочу, чтобы он думал о том, какая я смелая.
Себастьян – настоящий источник уверенности и силы. Когда он входит в комнату, будь то пять человек или пять тысяч, он требует всеобщего внимания. Я хочу, чтобы он видел во мне человека, который дополняет его, а не является его полярной противоположностью.
Я хочу, чтобы он знал, что я веселая и яркая.
Дерзкая и необычная.
Прежде всего, я хочу, чтобы после сегодняшнего вечера он снова захотел меня увидеть, и я собираюсь сделать все возможное, чтобы убедить его в этом.
Если я не попытаюсь, то упущу второй шанс, предоставленный мне Вселенной.