Часть II. Hoth mit Uns
Первым делом мы испортим самолеты.
Ну а девушек? А девушек потом.
Советский народный юмор
Если в небе серебристые самолеты, то это
американцы. Если камуфлированные - то это
бритты. А если в небе пусто - то это люфтваффе!
Из солдатского немецкого фольклора
Стамбул, дворец Доламабахче
29 марта1940 г., 09 часов 05 минут
«Солнце красит на рассвете стены древнего… гм… дворца», мысленно напел комбриг ВВС РККА, Павел Федорович Жигарев, посмотрел на старинные напольные часы, сверил их со своими, и негромко хмыкнул. Часы, обычно показывавшие правильное время всего два раза в сутки, (1) на сей раз не врали.
- А вот не вижу оснований для смешков. - так, чтоб было слышно только Жигареву, пробормотал стоявший рядом комдив Бакунин. - Ситуация-то не радует.
- Не радует. - согласился с командиром 61-го стрелкового корпуса летчик. - Но с часами, это они перемудрили все равно. Раз он у них Отец Турков, так и построили бы, как мы, Мавзолей. И людям о человеке память, опять же.
- С часами, это да. - Федор Алексеевич покосился на огромную люстру богемского стекла, подаренную некогда султану королевой Викторией, и добавил. - С люстрой тоже. Но это, однако ж, не повод для радости.
- А что у нас сейчас из таких поводов вообще есть? - буркнул Павел Федорович.
На Ближневосточном ТВД поводов радоваться было, действительно, немного. Хотя ни на западе прорвать оборону союзников франко-британцам не удалось, ни на северном направлении с форсированием хребта Кёроглу не сложилось, марш О`Коннора на Самсун увенчался успехом. Остатки 95-й бригады легких танков, 16-ой пехотной дивизии и турецких резервистов, разбитые в упорном пятидневном сражении, откатились за Кызылмуран и Ешильырмык, позволив Новой Антанте рассечь Турцию на две части. Английское наступление на этом выдохлось, вроде бы, но кто знает, кто знает…
На западе же все было не то что, не слава Богу, а не слава Богу совсем. Во-первых, Жигарев не смог найти общего языка со своим немецким коллегой, генералом авиации Келлером. Почему так сложилось, не мог сказать ни один из них: может классовая борьба между сыном крестьянина-бедняка из Тверской губернии и отпрыском прусского сборщика налогов из Бохума обострилась, строго в соответствии с учением Маркса-Энгельса-Ленина; может сказывалось какое-то неприятие немецкого кадрового офицера к выслужившемуся из рядовых комбригу; может полагал герр Альфред, что за время участия в японо-китайской войне камрад Жигарев обазиатился (сам Павел Федорович такого за собой не замечал, хотя поговорку «С кем поведешься - так тебе и надо», безусловно, знал). Может, конечно, что и по какой иной, или по всем указанным причинам не заладилось у них общение, однако беседы двух генералов обыкновенно напоминали между собой фырканье двух котов, что-то не поделивших между собой.
Во-вторых, по мере прибытия все новой и новой техники вавилонское столпотворение на турецких аэродромах стремительно превращалось в полнейший наземный и воздушный хаос - столько разных языков и машин с опознавательными знаками различных стран там нынче смешалось: турки, венгры, румыны, немцы, русские, болгары и югославы… Речь Посполитая, оказавшаяся в интересном положении между Германией и СССР, и вынужденная вступить в войну на их стороне, тоже грозилась чего-то там прислать, для полного счастья. Проблема, конечно, была не только в налаживании взаимодействия между разноязыкими воинскими частями. Гораздо большей проблемой являлось не сбить кого-нибудь своего. Огромное разнообразие техники воюющих сторон сказывалось на ситуации в воздухе далеко не лучшим образом - пилоты враждующих сторон постоянно путали союзников с неприятелем, как и наоборот. В результате машины обеих сторон постоянно попадали под «дружественный огонь» (хотя бы и потому, что часть авиапарка Турции и Румынии была укомплектована франко-британской техникой, да и просто перепутать у пилотов своих с чужими получалось совсем нередко), а противник не подвергался обстрелу исключительно потому, что принимался за своего.
Ситуация на земле, конечно, была получше… но не сказать, что кардинально.
- Ну, с такой обстановкой в воздухе нам никаких врагов не надо. - мрачно заметил Гот, выслушав виденье ситуации офицеров-летчиков. - Сами друг друга угробим. Необходимо как-то решать проблему. Какие буду предложения?
- От германских коллег, - подал голос югославский подполковник Шимич, - поступало предложение окрасить фюзеляжи всех союзных самолетов в один яркий цвет. Герр Келлер ратовал за окраску аэропланов в желтый.
- Но достаточного количества желтой краски в Западной Турции не нашлось. - не упустил случая вставить шпильку Жигарев.
Келлер кисло поглядел на комбрига.
- Цвет, конечно яркий, заметный… - задумчиво произнес Герман Гот. - А с какой краской у нас проблем не имеется?
- С белой. И с красной. - сообщил Альфред Келлер, и, ехидно покосившись на Павла Федоровича, добавил. - Советские камрады предлагали их смешать, и окрасить самолеты в розовый цвет целиком.
- В розовый? - генерал-полковник усмехнулся. - Ну, такой окраски точно никто не применяет, перепутать будет сложно.
Затем Гот помолчал пару мгновений, и задумчиво добавил:
- А знаете, что-то в этом есть.
Бухарест, больница Колтеа
29 марта 1940 г., 10 часов 20 минут
Жители «Маленького Парижа», как, заслуженно, за свои широкие бульвары и парадную архитектуру эклектики называют столицу Королевства Румыния, вполне обоснованно гордятся старейшей в Европе больницей - клиникой Колтеа, возведенной еще в далеком 1704-ом году. Правда, в недоброй памяти 1802-ом здание больницы, возведенной богачами и меценатами, Вакарести, было полностью разрушено землетрясением, но усилиями славного сына Румынии, Давилы, (2) клиника была восстановлена, и ее новое здание, выстроенное в неоклассическом стиле, радовало глаза прохожих нарядным светло-бежевым фасадом и чуточку голубоватым, украшенным шпилем, шлемовидным куполом, а пациентов - просторными палатами и яркими фресками на стенах и потолке.
- Это не больница, это какой-то музей. - заявил Генка, заходя в палату Бюнделя. - Как тут можно лечиться, если и дышать-то страшно?
- Так же, как и везде, Гейнц. - улыбнулся оберягер. - Лежать подольше, есть побольше и спать послаще.
- Отдыхать в прок? - Кудрин осторожно опустился на стул и отставил костыль в сторону. - Это можно. А что ты там такое читаешь?
Курт заложил книгу указательным пальцем и продемонстрировал мальчику обложку.
- Ахим фон Арним, «Бедность, богатство, преступление и искупление графини Долорес». - прочитал Гена. - Интересно?
- Ну… - на лице Бюнделя отразилась внутренняя борьба между формулировками «фигня» и «фигня первостатейная».
- А чего тогда читаешь? - удивился парень.
- А это он на нашу сестру милосердия, Виорику Стан, пытается впечатление умного произвести. - подал голос с соседней койки санитётерфельдфебель Северин. - Она как раз сейчас зайти должна была, вот бедняга и терзается этим, с позволения сказать, чтивом.
- Мужчина должен выглядеть в глазах девушки немного лучше, чем он есть на самом деле, Ганс. - парировал оберягер. - А это, - тут он постучал указательным пальцем левой руки по обложке, - классика немецкого романтизма.
- Ну да, девушки любят романтику. - глаза Генки смеялись.
- Конечно. - согласился Бюндель. - Ты же на свидании девушке цветы даришь, а не аптечные изделия в коричневой бумаге (3), хотя за ради их применения ты её и позвал.