— Какие погоды в районе острова?
— Скверные. А грудь, я вам скажу, объемом в сто двадцать четыре сантиметра...
Русов вернулся в штурманскую, достал карту, рассчитал и проложил курс к острову Кергелен. Снял с полки лоцию южной части Индийского океана, полистал странички «Общего обзора». Задумался над кратким разделом «Ледовый режим», перечитал его еще раз. «Лед в описываемом, районе не образуется, но отдельные айсберги в некоторые годы отмечались даже в районе 35° южной широты...»
Все более хмурясь, подсчитал на листке бумаги. Выходило, что почти пятьсот миль предстояло идти в зоне айсбергов. Перечитал еще радиограмму начальства, швырнул карандаш на стол, закурил, вышел в ходовую рубку, сообщил Мухину новый курс, и тот, кивнув, нажал на правую кнопку рулевой машины. Качка уменьшилась, танкер пошел ровнее, теперь «Элла» оказалась за кормой, ветер и волны стали попутными.
«Что же получается? — размышлял Русов. — Тут плавучие льды, айсберги, черт бы их побрал, а начальство так «скоординировало» рейсовое задание, что идти к зверобоям и возвращаться оттуда к рыбачкам приходится на полной скорости». Заглянул в экран радиолокатора. Желтый лучик плавно скользил по окружности. Встретится на пути ледяная гора, вспыхнет лучик желтой, пульсирующей точкой. Но айсберги — это не только ледяные горы. Подтаивая, они переворачиваются. И большая часть их погружается в воду, а меньшая, этакая ледяная лысинка, еле торчит из волн... И такую лысинку не то что глаз человеческий, но и локатор не зацепит. Ч-черт бы их всех побрал! Нераспорядительность, чья-то несостоятельность... Как могло случиться, что плавбаза осталась без топлива?! Вот и мчись теперь в кромешной мгле, выглядывай в волнах эти айсберги...
Еще раз пересчитал мили, часы, сутки. У каждого судна, выходящего в рейс, имеется свое рейсовое задание. Мало выполнить тот обширный перечень работ, который ожидает тебя в новом океанском плавании, важно все это проделать в точно отведенные сроки. Вернись в порт с задержкой хоть на полсуток, и задание будет считаться невыполненным. И посыплются упреки, выговоры, обвинения в судоводительской некомпетентности, строгие предупреждения, внушения и как конечный результат — лишение премиальных. А премиальные — это сорок процентов надбавки к твоей кровной зарплате. Вот и крутись, спеши, рискуй, мчи в тумане на полной скорости вместо того, чтобы отстояться где-нибудь, переждать туман, мчи к этим чертовым зверобоям с риском врезаться в плавучий ледяной остров!
Ощущая все большее раздражение на управление, «конторщиков», сидящих где-то далеко от этих забытых богом краев, сочиняющих рейсовые задания в теплых, не раскачивающихся под ударами волн и ветра кабинетах, Русов вернулся в ходовую рубку и прижался лицом к резиновому раструбу радиолокатора. Лучик желтый безмятежно скользил и скользил по зеленому, слабо фосфоресцирующему полю экрана... Как хочется спать. Надо поднять кого-либо из матросов на подвахту, чтобы глядели в океан и локатор безотрывно. «Вернусь из рейса и буду сутки, нет, двое-трое суток спать», — подумал Русов. Пожал плечами. Спать, когда стоянки в порту такие коротенькие, когда под боком горячая Нинка? Русов мотнул головой, усмехнулся. Дома, на суше, он почти не спал. И не только потому, что Нинка. Привычка просыпаться ровно в четыре утра уже впаялась в него, видимо, на всю жизнь. На суше Русов думал порой: высплюсь на судне. Радист топает. Спросил:
— Что там еще, Бубин?
— Дополнение от начальства. «Подходе острову получите разрешение губернатора острова заход бухту Морбиан». Гм, я уже набросал текстик. И «навипчик»[2] из эфира выплыл: «Южной части Индийского океана...» Тут широта, долгота... гм, примерно по нашему курсу, я уже глянул на карту...
— Семен Арнольдович, о чем сообщение?
— «Покинутое командой судно дрейфует на норд, карта 5592... Всем, всем, всем, находящимся этих широтах, соблюдайте особую осторожность...»
— Этого еще недоставало! — Русов быстро прошел в штурманскую рубку, достал карту, а с ней и очередную, 5593, на которой был изображен остров Кергелен, а вернее, группа малых и больших островов, отметил на карте примерное расположение покинутого командой судна. Поглядел на Семена Арнольдовича: — Будете в рубке?
— Естественно. Прикорну на диванчике, возле передатчика.
— Почему сменили курс?! — Тяжелая, ведущая из капитанской каюты в штурманскую рубку дверь распахнулась, вошел капитан. Почувствовал во сне, что качка резко уменьшилась. Седые волосы встрепаны, лицо будто изжеванное, заросшее щетиной. Русов невольно поморщился, и капитан, видимо, заметив эту брезгливую гримасу, вскричал еще грознее: — В чем дело? Почему без разрешения... К-ха! Кто тут капитан, Русов, вы или я?!
— Доброе утро, капитан, — сказал Русов и взглянул на часы. Было уже около пяти. Протянул ему радиограмму. — Вот приказание из управления о срочном направлении «Пассата» в...
— ...но почему не разбудили, черт побери?! Ведь это элементарная техническая безграмотность!
— Простите, капитан, действительно мне надо было разбудить вас, но... — И Русов хотел сказать, что не разбудил лишь потому, что знал, с каким трудом, одолевая боли в голове, заснул капитан, но сказал другое: — ...но вы же все равно не отменили бы указание управления?..
— Впредь — будить! — выкрикнул капитан, кинул взгляд на карту, приказал: — Вызвать в рубку двух матросов, чтобы безотрывно следили в локатор и визуально за возможным появлением айсбергов.
— Влетело? Бди, старпом, — сказал радист, когда капитан вернулся в свою каюту. Вздохнул: — Эта чертова мисс «Жвачка»... Не засну сегодня, Коля. Чуть зажмурю глаза, будто выныривает со своим великолепным бюстом из волн и пены.
Никто так, наверно, много не размышляет да и не мечтает, как штурманы во время тяжелых ночных вахт. Правда, не всех. Когда, предположим, проходишь датскими проливами или Ла-Маншем, то много не помечтаешь: сотни судов идут этими узкостями. Одни навстречу, другие позади и впереди, с левого и правого борта от твоей посудины. Там только гляди да гляди, чтобы на тебя не «наехали», чтобы нахальные, набитые пассажирами и автомобилями паромы, прущие из Швеции в Данию и из Дании в Европу, не протаранили тебя! К тому же всякая мелкотишка. Яхты, шхуны, катера, шлюпки, шныряющие во всех направлениях, норовящие «просквозить» под самым носом танкера. Нервные вахты, напряженные, но и часы таких вахт несутся стремительно. Не успел оглянуться, как уже промелькнули четыре часа, а Жорка, стервец этакий, опять проспал, и хочется побыстрее увидеть его беззаботную физиономию, поделиться впечатлениями, но есть и другие вахты, когда... Однако минутку.
Русов вызвал на мостик двух матросов. Одного поставил к локатору, второго — чтобы обозревал сектор впереди и с левого борта от судна, а сам застыл у окна с правого борта танкера.
Так вот, вахты... Другое дело — ночные вахты, когда танкер пашет океанские широты, лежащие в стороне от основных морских путей. О-о, как долго и нудно тянутся они! Тьма египетская, коль небо затянуто тучами, и кажется тебе, что судно остановилось, что впустую грохочет двигатель в его чадном чреве, что вхолостую вращается винт. Все остановилось! Танкер, время, жизнь... А вот луна зачаровывает. Глядишь на текущую навстречу тебе оловянно сияющую океанскую ширь, и вдруг охватывает тебя странное, гнетущее чувство отчаяния, словно никогда-никогда не окончится эта бесконечная лунная дорога, что не наступит утро, что танкер уплыл в какие-то неведомые, фантастические широты, где никогда не бывает дня, а лишь одна беспредельная ночь повисла над этим медленно, тяжко колышущимся океаном, и не вырваться танкеру, а с ним и тебе никогда-никогда из той ночи.
Волны, волны... В такие-то вот вахты, отгоняя сон и сосущее чувство отчаяния, и погружаешься ты в воспоминания, в тягостные размышления о себе, о смысле жизни. О том, так ли ты живешь, ту ли дорогу выбрал в жизни, свою, единственную, предназначенную лишь для тебя, в этом бушующем, сложном мире дорогу? С тем ли человеком живешь ты, с кем именно и должен жить?..
— Старпом, на самом обрезе окружности три точки засветились, . — сказал Серегин, стоящий у локатора. — Взгляните.