Тяжелый вздох Талии раздался в телефоне.
— Я понимаю. Ненавижу этот день, каждый год одно и то же. Мама не перестает плакать, а папа никогда не помогает; он прячется в своем кабинете. Это всегда такой бардак, они все смотрят на меня, чтобы я все это как-то исправила. Как я могу изменить то, что он сделал? Как я могу вернуть его из мертвых?
— Да, — ответила я, не зная, что еще сказать. На другом конце телефона послышалась тишина. — Ты в порядке, Тал? — спросила я.
Я могла бы поклясться, что слышала сопение, какие-то эмоции от моей обычно ледяной подруги, но вскоре голос Талии оживился.
— Всегда хорошо, Киса, как всегда. Ты же меня знаешь. У меня есть русская толстокожесть. Именно так, — сказала она, переведя тему, как если бы эти слова никогда не были сказаны между нами. — Ты видела своего бездомного защитника снова? Я знаю, что вы снова ездили с отцом Хрущевым прошлой ночью. — Голос Талии был приглушенным, словно она боялась, что наш разговор могут подслушать.
Я повернула голову, убедиться, что дверь в оживленном тренажерном зале была закрыта. Талия воспользовалась моим молчанием.
— Что случилось? — спросила она, в ее голосе слышался намек на волнение. — Я знаю, что эта пауза молчания не просто так, Киса!
Сделав глубокий вдох, я выпалила:
— Я видела его снова, прошлой ночью.
— Киса! — изумилась Талия. — Ты не должна была делать это! Если Алик узнает... твою мать, он сойдет с ума!
Я в панике зажмурила глаза и выпалила:
— И я дала ему десять тысяч...
Я была уверена, что перекати-поле проехалось по кабинету, пока на той стороне молчала Талия.
— Талия? — позвала я ее, боясь, что она повесила трубку.
— Киса... что происходит, черт возьми?
— Он спас мою жизнь. И он сказал мне, что ему нужно десять тысяч. Это ничего для нас, Талия. Ты знаешь это. Поэтому я дал ему деньги.
— Ты их просто отдала? Без вопросов? — спросила Талия недоверчиво. — Это, вероятно, на наркотики! — провозгласила она.
Холодок пробежал по моему телу.
— Нет.
— Нет? То есть ты знаешь, для чего они ему понадобились? — вставила она.
— Он сказал, что это для... — я сглотнула, зная, как чертовски мрачно это будет звучать.
— Что? — подтолкнула она.
Я сделала глубокий вдох и сказала:
— Мести...
Я позволила этому слову висеть в воздухе. Даже на расстоянии, я могла чувствовать беспокойство Талии, ее тревогу о моей безопасности и, возможно, о моей вменяемости.
— Мести? — тихо спросила она. — Кому, черт возьми?
— Не знаю, — прошептала я, чувствуя себя глупо. — Но я ...
— Но что, ты?
— Я ему поверила. Я чувствовала, что они ему нужны. Для мести какому-то парню. Не могу это объяснить. Я чувствую... тягу к нему...
— Киса! Что это с тобой и этим парнем? Ты ведешь себя безумно!
Как я могла объяснить? Как может кто-нибудь, когда-нибудь объяснить необъяснимое?
Образ мужчины, с которого я стянула капюшон и посмотрела в раскрытые глаза, бесконечно прокручивался в голове. Я открыла рот, чтобы сказать Талии, что у него были те же самые глаза...
Но я остановила себя. Я не смогла сказать Талии об ее умершем брате. Я не могла сказать ей, что у этого человека были те же самые глаза... глаза, которые соответствовали моим. Я даже проверила рано утром, когда не могла больше уснуть — гетерохрония. Все совпало. Его глаза были точно такого же цвета, как и у Луки, с тем же пятном моего синего цвета на верхней левой радужной оболочке...
Христос! Может быть, я сошла с ума? Давление этой жизни свело меня с ума?
— Киса? — голос Талии просветлел. — Это из-за предстоящего бракосочетания с Аликом? Ты делаешь это, потому что планы начинают превращаться в реальность? Ты уверена, что хочешь этого?
Нервный смех клокотал у моего горла, когда Талия смолкла, и что странно, слезы навернулись на глазах.
— У меня нет выбора, Талия. Ты знаешь, это правда. Это идеальный брак, мой отец и все члены Братвы должны быть уверены, что все идет нормально. Просто...
— Что? — спросила Талия.
Соленая слеза скатилась по моей щеке. Я вытерла ее, ругая себя.
— Я всегда мечтала выйти замуж за...
— Луку, — мягко ответила Талия.
— Я знаю. Я глупая. Мне двадцать пять лет, а веду себя, как ребенок.
— Нет, — тихо сказала Талия, — просто у тебя разбитое сердце. Иногда оно никогда не заживает. Но...
Я прикусила нижнюю губу, чтобы не разрыдаться.
— Что? — прошептала я.