-Да, конечно, – кивнула она, – Что ты хочешь узнать?
-Все.
-Хорошо, – она тяжело вздохнула, – Мы познакомились с ней в госпитале. Там мы проходили практику, но по сути, к тому моменту мы были уже врачами. Это было еще до начала войны, но не обольщайся, тогда было так же страшно, только не так стихийно, – она посмотрела на меня, убеждаясь, что я слушаю, – Она была очень умной. Умнее всех людей в этом здании. Ей было всего двадцать два, а она могла в одиночку провести самую сложную операцию. Она была поразительной. Анастасия тогда только родилась, и она часто помогала мне с ней. Она относилась к ней, как к своей собственной дочери. Она была одной из немногих врачей, которые покидали лагерь, она была отличным бойцом и отлично управлялась как со скальпелем, так и с боевыми ножами. Она привозила медикаменты и аппаратуру из других лагерей, а иногда разрабатывала вакцины и противоядия сама.
-Как часто она уезжала? – перебил ее я.
-Эм... Раз в месяц, наверное. Иногда реже. По мере надобности. Во время войны она ездила с группой поисковиков в качестве врача, но так же она отвечала за поиск медикаментов и информации.
-Они надолго уезжали?
-Неделя, плюс-минус два-три дня, – женщина откинулась в кресле, – Она постоянно что-то искала, а когда она возвращалась, я всегда спрашивала ее: “Нашла ли ты, то что искала?”. А она всегда улыбалась и отвечала “нет”.
-Она это нашла?
-Иногда мне кажется, что да. Поэтому ее и забрали.
-Вы знаете что-нибудь... О ее семье? О прошлом? Как она оказалась в вашем лагере? – я уперся локтями в столешницу и наклонился ближе к ней.
-Она говорила, что ее мама была японкой, а отец русским, но после их смерти, в приюте ей дали фамилию врача, Хиро. Птица Хиро. Она рассказывала, что сбежала из приюта, когда повстанцы пришли в город. Ей было четырнадцать. Это было на дальнем востоке. Она пыталась убедить других пойти с ней, но никто ее не послушал. Она ушла одна. А через неделю на город обрушились бомбы. Она прошла почти весь континент пешком и в восемнадцать лет оказалась в наших краях. Во время пути она училась, отсюда и знания медицины и владение оружием, – женщина немного помолчала и продолжила, – Она рассказывала, что был человек, которого она очень любила, но сказала, что они не могут быть вместе. “Не сейчас. Когда гибнут люди”, так она говорила, – Кассандра наклонилась ко мне, смотря мне прямо в глаза, – Я могу рассказать тебе о ее характере и умениях, но тебя ведь не это интересует, так?
-Так, – кивнул я, – Я хочу знать, что в ней было не таким. Что делало ее ею. Мне кажется, вы знаете, о чем я.
-Я понимаю о чем ты. Но у меня нет ответа на твой вопрос, – покачала головой она, – В ней все было не так. Временами, даже казалось, что она не человек.
-Вы думаете, она была иной?
-Я не до конца понимаю, какой смысл ты вкладываешь в понятие “иные”, но что-то мне подсказывает, что это про нее. Она была совсем не такая как все. И она ненавидела войну, – последнюю фразу женщина произнесла с каким-то странным выражением. Будто это были не ее слова, и сказаны они были не ей, да и вообще, не известно говорила ли она их или мне просто показалось.
-Она была хорошим человеком?
-Она делала все, чтобы быть хорошим человеком.
-И у нее получилось?
-Ну, она же спасла тебя, – на губах женщины расцвела легкая улыбка.
-Она мне кого-то напомнила, – задумчиво сказал я и только потом понял, что сказал это вслух.
-Кого-то из твоего прошлого?
-Возможно из прошлого, а возможно из настоящего. Я еще не разобрался. Это же было только мое воспоминание, – я посмотрел на портрет. С листа бумаги на меня смотрели большие миндалевидные глаза. Они лучились грустью и усталостью, а губы были изогнуты в тусклом подобии улыбки. Такой я ее запомнил, – Она спасла меня. Я благодарен ей за это. Но я не знаю, зачем она это сделала. И почему меня...
-Ты думаешь, она сделала неправильный выбор, спасая тебя?
-Я столько натворил... – я опустил голову на столешницу, а руки на затылок.
-И она дала тебе шанс, – сухая теплая ладонь легла поверх моей руки, – Шанс все исправить. Неужели, ты упустишь шанс все исправить?
-Я обещал ей быть сильным, как она. Она слишком много мне дала, чтобы я так просто все забыл, – это звучит странно, ведь я только двенадцать часов, как ее вспомнил.
-Ты не один. Тебе помогут, – Кассандра все так же гладила меня по руке.
-Да. Я знаю, – я аккуратно ушел от ее прикосновения, поднимаясь, – Спасибо вам.
-Я же почти ничего не сказала, – грустная улыбка тронула ее лицо.
-Этого достаточно.
-Я... Могу оставить его себе? – женщина неуверенно посмотрела на меня, гладя портрет Птицы.
-Да. Конечно, – улыбнулся я забирая у нее альбом и аккуратно вынул лист, – Это наверное, покажется вам наглостью, но, – я протянул ей лист заглядывая в глаза, – Я хочу завтра пойти в лес. Мне нужно поговорить с Охотниками.
-Думаешь, я тебя не отпущу? – женщина вздернула брови, – Будто у меня есть выбор, – улыбнулась она, – Итан мне как сын, и я не могу ему отказать. А раз ты с ним, то и на тебя это тоже распространяется.
-Спасибо, – улыбка сама собой расцвела на губах.
-Тебе спасибо, – она вновь погладила портрет, – Иди.
-Спасибо.
Я сделал глубокую затяжку. Ноги промокли, хотя я на крыше всего пару минут. Я открыл дверь и прислонился к косяку так, что мелкие капли иногда попадали мне на лицо и сложенные на груди руки. Приходить сюда было большой глупостью, на крышу не выйти из-за дождя, приходится ютиться здесь, в сенях, дым, наверняка, спуститься вниз по лестнице и будет чувствоваться на этаже. Но оставаться там, или, тем более, идти в ординаторскую, еще хуже.
Пока я помогал медсестре в палатах, меня не покидали мысли о прошлом, о Центре и о Птице.
Получается, что она та самая недостающая деталь, нужная единица пазла, которая не давала мне покоя. Это она спасла меня. Меня не отпускали и не собирались отпускать.
Она оказалась права. Я выжил. У меня есть друзья. Я, правда, не знаю, что я должен делать, как я могу всех спасти. Я обещал ей быть сильным и сделать все, что в моих силах, чтобы помочь людям, попавшим в руки центра. Один я с этим не справлюсь, но я теперь не один, у меня есть Ямато, Саша, Мишель, охотники, Эннки и Волк. Эннки уже ведет эту борьбу, у нее есть опыт и информация, много информации. Я помогу ей, а она поможет всем нам.
Я вспомнил Птицу. Не только то, что произошло в зале с колбами. У меня вдруг появились и другие воспоминания о ней. Это не было вспышкой, как раньше, эта память просто появилась, будто она всегда была. Ничего особенного, я вспомнил, как она смеялась, трепала мне волосы, как внимательно смотрела мне в глаза, когда что-то объясняла. Это все мелочи, но от осознания того, что я помню ее, на душе становилось тепло и грустно. Тепло – просто от того, что это было, что там, среди холодных коридоров и лабораторий, было что-то хорошее, то, что не дало загнуться и умереть в тени. Грустно – потому, что я не знаю, что с ней. Мисс Норк задала тат самый вопрос, который я сам не решался задать. Жива ли она?
Когда я проснулся посреди ночи на балконе, мое сердце билось в ритм с каплями дождя. Было темно и холодно, поэтому до меня не сразу дошло, что я проснулся. И первая связная мысль, которая меня посетила, было желание рассказать все Итану. А вторая, что я не могу это сделать. Стало как-то не по себе. И сейчас, когда мисс Норк разрешила мне уйти, это странное, неуютное чувство ушло и все стало как-то... Просто. Легко и просто. Ушло чувство, будто шаг влево – шаг вправо и мне конец. Поэтому дождь и дым, который наверняка спустился вниз и чувствуется на этаже – это такая хрень. Мне давно не было так спокойно в собственной шкуре.
-Не знал, что ты куришь, – даже удивительно, что мой личный рай не нарушили раньше.
-Ну, ты много обо мне не знаешь. Мы же никогда нормально не говорили, – усмехаюсь я туша сигарету о косяк, – Ты что-то хотел, Рейн?