-Живу. Спим вместе. Едим вместе. Убираемся вместе. Он помогает мне с учебой. Иногда занимаемся сексом. Иногда спорим, – и почему сейчас, после всего, что я узнал от Охотников и вообще всех с кем я столкнулся за последнее время, то, что люди не понимают смысл слова “живем”, совершенно меня не удивляет.
-Ты изменился, – серьезно сказал Рейн.
-Я знаю.
-И тебя это устраивает? Ты изменился из-за него!
-Ты так говоришь, будто это плохо, – усмехнулся я, – Я стал уравновешеннее, спокойнее, рассудительней, сильнее. Меня теперь не так просто сломать, нельзя использовать, повлиять на меня. У меня даже характер изменился! – я скривился, – Я что-то слишком разговорчив сегодня. Не знаю. Я много думал в последнее время и вот меня прорвало. Так что хочешь ты или нет, но ты попал! Теперь слушай! – от столь резкой смены настроения Рейн опешил. Я чувствовал, как ускоряет бег сердце. Меня действительно понесло.
-Что с тобой? Ты не в себе! – всплеснул руками Рейн. Жизнь его к такому не готовила. Ну и хрен с ним! Он мне столько лет мозг выносит, что я имею на это право, – Ты видишь, что он с тобой сделал? Это же не ты! Ты таким никогда не был. Ты всегда был спокоен и холоден, силен, всегда знал, что делать, действовал национально. А что сейчас? Ты за секунду вышел из себя! Это все он! Он сделал это с тобой, а ты и не понял!
-Черт, – покачал я головой, – Ты сейчас так уверенно описывал. Кого-то. Но не меня. Ты ни хрена не знаешь обо мне и все равно думаешь, что имеешь право лезть в мою жизнь? Ты думаешь, что я всегда был спокоен и уравновешен? Серьезно? – я тихо засмеялся, – У меня мозги плыли. Я медленно сходил с ума. Но вы все этого не видели, потому что я не позволял вам увидеть. Вы бы не поняли. Ты и сейчас не понимаешь.
-А он понял? – зло рыкнул Рейн. Тут не у одного меня крышу сорвало, – И что он сделал?
-Ничего, – я улыбнулся, но улыбка уже не была такой сумасшедший, – Он ничего не делал и ничего не спрашивал. Он просто знал, не задавал вопросов и был рядом.
Рейн тяжело дышал и смотрел на меня. У меня бешено билось сердце. Я давно знал все это, давно понял. Но одно дело знать и совершенно другое, произнести вслух. Это принесло какое-то спокойствие и необъяснимое возбуждение. Будто я, наконец, принял свои изменения.
Забавно. Уже три дня подряд все, за исключением Ямато, с кем я общался, говорят мне, что я изменился. И вот, только в третий раз, до меня самого это дошло.
-Знаешь, Рейн, – передернув плечами, чтобы сбросить напряжение, – Забудь. Все что я тебе сейчас сказал. Ты все равно не поймешь. Чтобы я тебя не говорил, ты все равно твердишь свое и обвиняешь Итана, человека, о котором ты ни хрена не знаешь, во всех смертных грехах. Достал, – я тяжело вздохнул, – Делай, что хочешь, но прошу, не выноси мне мозг. У меня голова занята совсем другим, мне не до твоей детской ревности.
Он помолчал. То, что я так резко взял себе в руки и успокоился, озадачило его не меньше того, как я вышел из себя.
Это разговор меня утомил. А ведь поначалу я действительно думал, что из этого разговора что-то выйдет, что он что-нибудь поймет. Но нет. Он все такой же осел, который верит только в то, что хочет. Ему же хуже. Пусть и дальше остается таким. Тут и дара предвидения не нужно, чтобы понять, к чему все это приведет.
-А волосы? – он что, издевается?
-Рейн, – я закатил глаза, – Волосы. Серьезно?
-Так что с ними случилось? – требовательно спросил он.
-Итан мне их отрезал. Просто взял и отрезал. И мне плевать, что ты об этом думаешь, так что лучше молчи.
Я глубоко вдохнул. По идее, его поведение должно меня бесить, но я не чувствую ничего, кроме жалости.
-Вали отсюда, – махнул на него я без эмоционально, – Я думал, что тебе можно помочь, что ты можешь исправиться и мы, может быть, даже, стали бы друзьями. Но ты этого не хочешь. Не хочешь меняться. Только я вот не пойму, чего ты хочешь?
-Тебя! – сразу же ответил он.
-Меня, – я покачал головой, – И что ты со мной делать будешь, а?
Рейн растерялся. Он не ожидал такого прямого вопроса.
-Ну? Чего молчишь? Столько лет за мной таскался, а теперь не знаешь, что сказать?
Он молчал. Его глаза бегали в поисках хоть каких-то зацепок, в поиске ответа.
-Ты сам не знаешь, чего хочешь. Поэтому у тебя ничего и не получается. Как можно достичь цели, если ты даже не знаешь, в чем она заключается? – я склонил голову к плечу, внимательно вглядываясь в лицо замершего парня, – Так что, не перекидывай все свои проблемы на меня, Итана, своего брата, а разберись сначала со своими тараканами. Вали отсюда.
-Нео...
-Вали, – более жестко сказал я, – Разберись в себе и может быть, может быть! мы поговорим снова. Вали.
Он нахмурился и, к счастью, ничего не рассказал, а просто развернулся и ушел.
Мда... Меня конечно понесло. Не знаю, зачем я вообще так распинался. Вышел из себя... А ведь, до его прихода, я был образец спокойствия и умиротворенности.
Я поудобнее оперся на косяк. Забавно, что он пришел только сейчас. Я думал он подойдет ко мне с подобным разговором через пару дней, после отъезда Итана. Заноза в заднице. И судя по всему не у одного меня. Теперь мне даже жаль моего бедного соседа. Назойливого поклонника послать можно – родного брата нельзя. Не после войны.
Почему все люди говорят мне одно и тоже? Только Кассандра ничего не сказала. Хотя, оно и понятно. Я задел очень важную часть ее памяти, прошелся пальцами по оголенным нервам. То, как она смотрела на портрет Птицы, как говорила о ней. Вообще то, она не сказала ничего особенного, но было в этом что-то... Не знаю. Что-то особенное. Видимо, мисс Норк любила Птицу так же, как я.
Мысли о прошлом, о Птице, быстро выветрили из памяти этот бессмысленный разговор. Немного жаль свое время, ну да ладно, я же пытался заставить человека изменится к лучшему! В жизни не делал ничего более доброжелательного! Я могу собой гордиться.
Я работал на автомате, просто делал то, о чем просили. Как и до обеда, я думал о Птице. В памяти всплывали все новые и новые образы, и я подумал, что если снова самому заглянуть в себя? Эта мысль заставила меня чуть ли не бежать домой.
Я весь промок и оказавшись дома тут же разделся, прямо в коридоре и поставив чайник закурил. Так, нужно действовать последовательно. Нужно поесть, иначе я сдохну от истощения. Я последний раз ел, когда был у Миши и Саши. Потом, надо порыться в сети, мне нужно знать, как добраться до леса. Я не Итан, я плохо знаю дорогу туда, точнее, вообще не знаю. Потом собрать рюкзак, я купил кое-что по пути домой, главное не забыть. А еще надо продумать место, где я буду “вспоминать”. Проснуться на балконе, на холодном полу, в неудобной позе, когда все болит... К черту! В этот раз я поступлю умнее.
Я справился со всем этим намного быстрее, чем думал. С первыми двумя пунктами было легко. С третьим пришлось поломать голову. В итоге я решил, что зря все усложняю и устроился на кровати, не зря же я, в конце концов, покупал такую большую кровать.
В комнате было темно, я уютнее чувствую себя в тесноте. После первой комнаты, у меня сложились особые отношения с темнотой. Я сел в позу лотоса, но потом вспомнил, как ныли колени утром и сел по-турецки, стало немного лучше. Покурить бы, но это будет перебор, я и так с момента, как оказался дома, выкурил полпачки. Многовато, для человека, который курить начал чуть больше недели назад.
Вчера, я легко вошел в свое сознание. Был точный вопрос, я на нем сосредоточился и все получилось. Как и с регенерацией. Но сегодня... Ничего не выходит. Я закрываю глаза, стараюсь сосредоточиться на чем-нибудь, но все мысли расплываются, ускользают от меня. Это бесит. И то, что меня это бесит, только усугубляет положение.
Ничего не выходит. Я обессилено откидываюсь на спину и выпрямляю ноги. Ну и хрен с ним. Я изначально не знал, чего хочу, не знал, что должно произойти и должно ли, так что, к черту.
Я поворачиваю голову к стеклянной стене, за ней плачет стихия. Впервые, за все эти десять или уже одиннадцать, точно я не знаю, дней я чувствую нечто... Странное. Не знаю, как объяснить. Будто, чего-то не хватает. И я знаю чего. Кого. Сегодня Рейн вывел меня ненадолго из себя и заставил сказать то, в чем я бы себе не признался и, возможно, именно из-за этого мне теперь так хреново. Первое время у меня была апатия. Потом все это обследование... И только сейчас я наконец понял, как мне его не хватает. Звучит странно и приторно, но это так. На душе гадко.