-Из-за препаратов, он не раскрывается полностью, – в ее голове снова слышится злость.
-Это не моя проблема, – жмет плечами женщина, явно наслаждаясь своей правотой и своим превосходством, – Моя задача – обеспечивать безопасность. Делать их безопасными. Защищать персонал и их самих. И защищать вас, – она вновь жестко улыбается, – Только представьте, что бы с вами сделали ваши подопечные, если бы я плохо выполняла свою работу.
Женщины столкнулись взглядами, казалось еще секунда и во все стороны полетят искры. Первой не выдержала Елена. Женщина была зла на Птицу, за ее правоту, и на себя, за свою слабость.
-Если у вас все, то я пойду, – Птица встала и медленно пошла к двери.
-Я вас не отпускала! – воскликнула Елена, тоже вставая.
-Тогда, говорите. Не знаю, как у вас, а у меня нет времени на игры в гляделки, – припечатала Птица, поворачиваясь к ней в пол оборота.
-Вы обязаны мне подчиняться!
-Я обязана хорошо выполнять свою работу. Вам, – она сделала удаление на это слово, – Я ничего не должна. Так что, говорите в чем дело, а не задерживаете меня только из-за кризиса вашего самолюбия.
Елену охватил молчаливый гнев. Она то сжимала, то разжимала кулаки, ее глаза были широко распахнуты, а зрачки расширены, она рвано хватала воздух губами.
Птица же была совершенно спокойна, только, легкая смешинка во взгляде. Она чувствовала свое превосходство и не скрывала этого. Сильная и уверенная. Она мне определенно нравится.
Она выждала еще полминуты и вышла из кабинета, грациозно покачивая бедрами. Я пошел за ней. Не думаю, что здесь меня ждет что-то интересное. Максимум, приступ гнева или истерика.
Женщина быстро двигалась по витиеватым коридорам. Ей было неуютно и было что-то такое... Она ненавидит это место.
Она подошла к очередной двери, быстро набирая на сенсорном экране двери код доступа. Дверь бесшумно открылась и мы с ней вошли в лабораторию. Большая светлая комната со стеклянными стеллажами заполненными флаконами с разными жидкостями и баночками с порошками, и холодильники. Больше похоже на аптеку, чем на химическую лабораторию злого гения.
Она остановилась у закрывшейся двери, восстанавливая дыхание и собираясь с силами. Собравшись, она подошла к столу и подняла из стола сенсорный экран и клавиатуру, принялась что-то печатать.
Я не понимаю, что происходит. Казалось, что, вот, только сейчас, она планировала что-то, кипела от гнева. А теперь она просто печатает текст.
Раздался тихий писк, на низких частотах. Я зажал уши и зажмурился, а когда открыл глаза, увидел как из одной двери в стене, выходит мужчина. Высокий, хорошо сложенный мужчина лет тридцати. У него белые волосы, смуглая кожа и черные глаза. Он одет в серую форму охранника и по его поведению видно, что он военный. Птица уже не печатает, она сидит, схватившись за волосы, и обессилено опустив голову.
-Эй, – мужчина опустился на корточки рядом с ней, – Я замкнул камеры, так что, для всех ты печатаешь, но это не может продолжаться бесконечно. У нас нет времени на уныние. Соберись.
-Это какой-то кошмар, Ян, – тихо вздыхает женщина, опуская руки, – И это не уныние. Это отчаяние, – она закусывает губу и отводит взгляд, – Он, теперь, здесь. Он у них и мы не можем ему ничем помочь.
-Не говори глупости, – он подхватывает ее ладони, – Конечно, мы можем ему помочь. Просто, нам нужно немного времени и хороший план. И с Феей все будет хорошо. Мы сможем с этим справиться.
-Но когда? – Птица одергивает свои руки и резко встает, – Сколько всего успеют пережить дети, к моменту, когда мы их отсюда вытащим? Что сотворит с ними Служба к этому моменту? А что если кого-нибудь из них увезут? Что если кого-нибудь из них пустят на переработку? Что тогда мы будем делать?
У женщины начиналась истерика. Ее разрывали на части эмоции. Страшно видеть, как, еще несколько минут назад, такая сильная, непобедимая женщина, скидывает доспехи и вдруг превращается в нечто хрупкое и слабое.
-Птица, – мужчина тепло улыбается, хотя чувствуется, что ему не многим легче, чем ей. Он встает и притягивает ее к себе, крепко обнимая со спины, – Моя милая Птица. Ты даже не представляешь, что я чувствую, когда ты становишься вот такой. Слишком человечной. Обычно, я чувствую такое умиление... Но сейчас... – он поворачивает ее к себе лицом, – Не дай им себя сломать. Ты должна быть сильной ради детей. Мы должны быть сильны как никогда, чтобы помочь им. Мы не можем быть человечными. Мы должны быть сильными.
-Мы все время стараемся быть “сильными”. И все рано мы здесь, – вздыхает она.
-Мы спасаем детей.
-Они здесь по нашей вине. Мы их не уберегли.
Спасают детей. Мальчика и девочку. Наверное, это о Лето, а девочка – это Эннки. Получается, они планировали это много лет, и Птица никогда не была одна, ей всегда помогали.
Теперь я вижу, что страхи Лето, по поводу того, что Птица помогла ему только для того, чтобы использовать – это не больше, чем плод воображения. Она делает это, потому что верит, что так будет лучше. Она хочет спасти их. Она их любит.
-Не от всего в этом мире можно спастись. Не тебе это рассказывать, – спокойно говорит мужчина, поглаживая женщину по плечам, – Что случилось? Зачем тебя вызывала Клим?
-По поводу него, – женщину вновь охватывает раздражение, – Она считает, что я прописала ему слишком высокую дозу препаратов, – она недобро усмехается.
-А она не так глупа, как кажется, – мужчина тоже улыбается, – Я надеюсь, ты не уступила ей ни миллиграмм препарата.
-Конечно, нет. Я и так не могу спать, а если у меня будут хоть какие-то сомнения – я потеряю последние крохи покоя, – она отходит к столу, упираясь руками в столешницу и твердо смотрит вперед, – Если он поддастся и перекинется – это будет конец. Они ни за что не упустят существо, полностью меняющее свою клеточную систему, не повреждая ее. Превращающееся в нечто иное и обратно. Они никогда такого не видели и...
-И не увидят, – перебил ее мужчина. А у меня перед глазами все поплыло от мыслей, – Наш мальчик сильный, даже если количество лекарств снизят – он справиться. Он намного сильнее, чем мы можем представить...
Дальше я уже ничего не слышал и не видел. Все вокруг пошло рябью и медленно посыпалось, разрушаясь. Звуки превратили в шепот, тысячи шепчущих голосков, которые сливались в пронзительный вопль и я... Проснулся...
Да. Я снова оказался на чёрном диване, в белой комнате. За окном идет дождь, а в комнате пахнет дезинфицирующими средствами.
Я вернулся. Только, что это было? Просто сон? Нет, слишком реалистично для обычного сна. Видение? Но у меня их никогда не было. Только предчувствие и интуиция. Воспоминания? Я раньше никогда не видел Птицу, и этого мужчину, Яна, я тоже не знаю. Что же это?
Лето все еще в комнате. Судя по звукам, он все еще рисует. Шуршание бумаги и тихий бубнеж, он постоянно что-то говорит сам себе, о чем-то спорит с собой.
А у меня сердце бьется, как никогда, я даже чувствую пульсацию в кончиках пальцев.
Я быстро встал, меня слегка шатает, что само по себе странно. Сколько же я спал? Часов нигде нет, а за окном серая муть двадцать четыре часа в сутки. Черт.
Захожу в комнату и... Да. Времени прошло прилично. Пол и кровать засыпаны рисунками, стены обклеены ими. Да, видимо, тот альбом, с которого все начиналось, прожил совсем не долго. Лето сидел на полу возле кровати, лицом к стеклянной стене. Сейчас, он был уже спокоен, к нему вернулась его обычная манера письма, спокойная и грациозная. Никаких рваных дерганых движений, все размеренно.
-Все хорошо? – я убираю часть рисунков и ложусь на кровать, кладя подбородок ему на плечо.
-Лучше, чем ты можешь представить, – он улыбается и трется щекой о мой лоб, – Это действительно сработало. Я снова могу думать ясно, – он целует меня в лоб и становится серьёзным, – Что тебя сейчас снилось? Что ты видел?