Об этой женщине Амброж не думал. Она пришла сама и предложила себя. «Чего тут удивляться! Ведь я пялюсь на нее всякий раз, когда прихожу в лавку». «У тебя, Мария, все в руках горит». — «Да и ты, Амброж, ловко управляешься с хозяйством». — «Тебе все к лицу, Маня!» — «И ты еще мужик что надо, грех жаловаться!» — «Я одинок, Марженка!» — «Ты думаешь, Амброж, я не одинока?..»
Так она давеча и сказала. Он кивнул и сделал вид, будто понимает, что такое нудная обыденность супружеских страстей. У Кришпина, ее мужа, голова была всегда полна гешефтами, а теперь прибавилась еще и беготня по инстанциям да ответственный пост… Надо бы ей раньше, еще девчонкой, понять, куда лезет! Всему селу был известен суматошный нрав Кришпина, умеющего наповал сразить односельчан каким-нибудь непонятным нововведением, которое он подхватывал где-то далеко от Брудека. Начиная с одежды и кончая затеями. Когда все довольствовались велосипедами, он вдруг объявлялся на мотоцикле. Отец его, скототорговец, первым в долине завел себе ламповый радиоприемник. Сын уродился весь в отца и унаследовал его норов. Собственной жене урвал место продавщицы в лавке. Да, Мария такая баба, что стоит греха…
Не выходит у Амброжа из головы Мария. Его влечет ее грудь, распирающая платье и выглядывающая из глубокого выреза, когда она склоняется под прилавок за какой-нибудь мелочью. И еще его тянуло к ней, потому что она была женой Кришпина. Да-да! Поначалу Амброжа ужаснуло такое открытие, потом он махнул на это рукой. Эко дело! Чего доброго, затаит на Кришпина еще большее зло, если у него с Марией ничего не выйдет.
А тут вдруг Мария сама явилась в кузню. Встала в дверях, держа в руках топор. Амброж заметил ее, только когда повернулся, чтобы, зажав клещами раскаленный кусок железа, оттащить его от наковальни к кадке с водой.
— Вот, топор принесла! Мой к тебе никак не выберется… — начала она и, прежде чем Амброж успел удивиться, добавила куражась: — А в нашем доме весь инструмент затупился! — Сказала и стыдливо опустила глаза…
Амброж прошелся было пальцем по лезвию топора, но Мария вдруг обвила его шею руками и спрятала голову на груди, как будто давно уже высмотрела там спасительный уголок. Кузнец уронил топор на пол. Обнял и прижал к себе Марию с благим умыслом успокоить. В ее испуге могла быть повинна расходившаяся река, всплески воды под колесом, скрип и треск, смрад от раскаленного железа и удушающая жара. Но Амброжу во имя спасения души лишь на какую-то минуту удалось сдержать себя. Мария жадно принимала его поцелуи. Сначала он целовал ее волосы, потом впился в губы. Мария откинула голову назад и прижалась всем телом к его кожаному фартуку. И Амброж понял, что она ищет у него вовсе не спасения от опасности. Так, слившись телами и не прерывая объятий, они двигались к верстаку. Мария прижалась к нему, словно в дурмане, Амброж сорвал с себя фартук. Он чувствовал, как ее маленькие пальцы все сильнее сжимают его шею, гладят лицо, щека его коснулась крестика в глубине выреза, и пахнуло на него нежным теплом ее груди.
Рядом шумела река, но теперь эти звуки казались Амброжу совсем иными. Он прислушался, дрожа от волнения. Что, если вдруг навалится та непонятная, постыдная слабость, как это случилось с ним тогда, с Розой… Одолевал страх, что в этом грохоте и шуме они не расслышат, если кто-нибудь распахнет двери и увидит их обоих в греховных объятьях, привалившихся к верстаку. Хорошо, мелькнуло в голове, что на Марии темное пальто, а не белый, рабочий, заметный издалека халат. Мария смеялась и всхлипывала, задыхаясь и трепеща. Он плыл с нею вместе по этой бескрайней дороге любви…
«Она приняла меня таким, каков я есть».
— Амброж! Амброж! — восклицала она. — Нет! Нет! Это невозможно! Неужто я здесь, с тобой!..
Она накинула на голые ноги пальто и уже не сопротивлялась, когда он склонился над ней. Обхватив руками его голову, все теснее прижимала его к себе…
— Придется все-таки наточить твой топор, — сказал Амброж, когда они наконец очнулись. Сказал, чтобы как-то скрыть смущение.
— Я приду за ним вечером!
— Вечером? — удивился он.
— Кришпин уехал на курсы, — ответила Мария, и глаза ее были полны таким счастьем, что ни для чего другого не оставалось места. Она призывала Амброжа участвовать в заговоре против собственного мужа…
Амброж прикинулся, что готов стать ее сообщником, что подобный союз его не страшит. Он молча кивнул головой. Мария подошла к нему совсем близко, поглядела на топор, который он держал в руках, указательным пальцем осторожно тронула острие, словно это была дорогая реликвия. И только потом подняла глаза на Амброжа. Наверное, он должен ее поцеловать. Но он этого не сделал. Мария повернулась и торопливо вышла.