Это меня не удивило.
— Итак, ты совершил несколько ошибок, — сказал я, — & теперь ты от них убегаешь.
— Теперь я принимаю на себя их последствия, — сказал он. — Для меня нет другого пути. Мы — роза, которая сама себя подрезает: так гласит девиз моего народа. И это простая истина. Когда икшель знает, что его присутствие в клане непоправимо вредно, он должен выбрать изгнание или смерть. Но я хотел, чтобы кто-нибудь знал правду обо мне — & что я сделал это не для клана, а для себя. Я не могу рассказать никому из Дома Иксфир, потому что, подобно разделенному руководству, правда уничтожила бы их.
— Ты так уверен в этом?
Он проигнорировал мой вопрос.
— Мой отец обещал отвести их в рай, — сказал он, — в Убежище-За-Морем. Я не верю, что они когда-нибудь его достигнут.
— Не на этом судне, — согласился я.
— Но если каким-то образом наступит день, когда за моим народом прилетят ласточки, скажи лорду Талагу, прежде чем он уйдет. Скажи ему, что он был неправ, сломав мою флейту о колено. Ты можешь это запомнить?
Я медленно кивнул:
— Я запомню. Но ты должен сказать ему это сам, ты трус. Убегать бессмысленно.
— Как & говорить. Некоторые проблемы не могут быть решены.
— А как насчет твоей женщины?
— Кого, Майетт? — Он выглядел искренне удивленным. — Эта девушка была... развлечением. Игрушка пророка, хотя мой отец считает, что все пророки должны быть такими же, как в древности — целомудренными & оборванными.
— Она прелестна, — рискнул я.
На это он свирепо посмотрел, как бы говоря: Не для тебя.
— Она выставляет напоказ свои чары — все, которыми обладает. Нет, Майетт никогда не была подходящей парой. Она неуравновешенна. Она стала преследовать меня, затевая драки с любой женщиной, на которую я случайно взглянул. Мой отец даже думал, что она, возможно, была той, кто подменил противоядия.
— Держу пари, ты подыграл, — сказал я (его проблемы с женщинами сильно раздражали). — Ты, вероятно, мог бы даже обвинить ее в этом преступлении, хотя совершил его сам.
— Я бы сделал это, — сказал он без колебаний, — если бы решил, что это на благо клана.
— Если бы ты был моего размера, я бы подрался с тобой, здесь & сейчас, — сказал я. — Такое поведение невозможно простить. Сегодня ты занимаешься с ней любовью, а завтра — уничтожаешь.
— Невозможно простить? — Знакомый, воинственный блеск вернулся в его глаза. — Игра не окончена, Фиффенгурт. У тебя в руках обе жемчужины. Ты должен открыть мне секрет, соответствующий моему собственному. Не говори! Я знаю, что хотел бы узнать.
Он пересек комнату с инструментами и одним быстрым движением вскочил на козлы для пиления, так что наши глаза оказались на одном уровне:
— Вот что я хотел бы узнать, Фиффенгурт: можешь ли ты выбирать между жизнью и смертью?
— Что, во имя Ям, это означает?
— Мы не можем оставить всех заложников в живых. Некоторые умрут. В конце концов, все они умрут, если останутся в средней рубке. Но я готов освободить сегодня вечером еще двоих. Не мастера-шпиона или его протеже Дасту: они просто слишком опасны. И не ведьму. Даже если она не мать Роуза, он ее любит. Это делает ее слишком ценной, чтобы выпускать, особенно сейчас, когда сам Роуз гуляет на свободе.
Еще двое. Выбирай, и я пошлю солдат Рассвета доставить противоядие этим вечером — мой последний поступок в качестве командира. Но ты должен решить, кого следует спасти. Доктора Чедфеллоу, конечно? Или, может быть, двух главарей банд, при условии, что они поклянутся в перемирии? Или Элкстема, мастера парусов, человека, чья рука на штурвале уже не раз спасала корабль? Или оставшегося смолбоя, Сару́, который мог бы прожить еще много лет?
Я не мог поверить своим ушам.
— Ты свинья, — сказал я.
— Конечно, икшель никогда бы не выбрал смолбоя, — продолжал он. — Вопрос о том, кто больше всего заслуживает жизни, никогда не занимает наши мысли так глубоко, как вопрос о том, кто наиболее полезен. Если вы посмотрите на вещи с нашей точки зрения, то, возможно, лучше всего освободить пару солдат. Их возвращение улучшило бы моральный дух всего батальона.
— Можешь прыгнуть с этих утесов, — сказал я. — Я не принимаю подобных решений.
— Ты этого не делаешь, потому что тебе не приходилось, — сказал он. — Назови их, Фиффенгурт. Иначе я вообще никого не освобожу.
Я швырнул ему обе жемчужины:
— Ни за что. Вы — монстры, которые их забрали, в первую очередь.
— Роуз убил бы нас, если бы я этого не сделал. Теперь я готов уменьшить наше преимущество, а ты даже не будешь выбирать?