Он не нашел ни одного, ни тогда, ни когда-либо еще.
Их не было в трюме. Они не поднялись на такелаж. Многих видели перебирающимися через борта, но куда потом? С причальной палубы в город вел только один трап, и за весь день на ней не было видно ни одного икшеля. Пятьдесят, самое большее шестьдесят из них могли бы проникнуть в чертовски защищенную большую каюту — но не шестьсот. Они не заползали ни между внутренним и внешним корпусами, ни в форпик, ни в световые шахты, ни в ветроуловители, ни в нижнюю часть кабельных ярусов. Они не зарылись в гниющее сено в хлеву и не скопились между половицами (Роуза отравлял серой эти потайные места, одно за другим, по мере того как день сменялся ночью, а вахта длому менялась снова и снова).
Колдовство, сказал кто-то после четвертого бесплодного часа поисков. Они с Арунисом, сказал другой. Но и логово чародея от них ускользало. Только его смех снова раздался в темноте трюма, как раз в тот момент, когда нервничающий мистер Ускинс наблюдал, как гаснет его лампа. Он хотел закричать, но не мог. Маг здесь, я чувствую это, это его рука на моем плече. Ускинс присел на корточки, дрожа, и взмолился тьме пощадить его.
Для тех, кто всегда ненавидел и боялся «ползучих тварей», возвращение судна должно было вызвать чувство триумфа. Этого не произошло. В ту ночь они ложились в свои гамаки, больше чем когда-либо боясь быть убитыми во сне.
Мужчины скандировали Смерть, смерть. Однако в тот день только около сорока трех икшелей изъявили желание умереть — хотя можно предположить, подумала леди Оггоск, медленно пробираясь между телами на верхней палубе, что все они запомнят это чувство.
Глава 17. ВРЕМЯ ВОССТАНОВЛЕНО
1 модобрина 941
230-й день из Этерхорда
Военачальник останавливается на поле боя
Недавно замолчавшего, недавно захваченного его людьми
Там, среди множества трупов, сияет знакомое ему лицо: они были друзьями в детстве
Время похожее на сон
Сердце, однажды разбитое вдребезги, наконец-то открыто.
СУЛИДАРАМ БЕКТУР, около 2147 года
Прошло три дня. Каменная печь была разобрана, камни — унесены. Длому доставили много сырых продуктов питания и несколько огромных ящиков с мулом. Но они больше не приносили горячих блюд и черного пива, о котором так мечтал мистер Болуту. Масалым, очевидно, решил, что корабль и так достаточно пьян.
Пазел никогда не чувствовал себя более подавленным. Подумать только, какие надежды они возлагали на Бали Адро! Просвещенная империя, сказал Болуту, место справедливых законов, мира между многими расами, мудрого и достойного монарха на троне. Место, где добрые маги вроде Рамачни ждали, чтобы разобраться с Арунисом и забрать Камень. Болуту не лгал им: он просто описывал Бали Адро двухвековой давности.
Что они сделают со своими посетителями? Знаки было трудно прочесть. Из-под корпуса доносился шум пил и молотков: ремонт, по крайней мере, продвигался. Вдоль края причала было по-прежнему много солдат, но обычные горожане исчезли. Команды докеров, используя два больших грузовых крана, подняли то, что безошибочно можно было принять за сходни, и установили деревянные конструкции между поручнями судна и краем причала: опущенные, они образовали бы широкие мосты с перилами между судном и берегом. Но они не были опущены. Рабочие оставили их болтаться в тридцати футах над верхней палубой, как отложенное обещание.
«Наблюдатели за птицами» — так кто-то назвал длому в пепельно-серых комбинезонах, с блокнотами и полевыми биноклями — приходили каждое утро и уходили только на закате. Они изучали «Чатранд» по очереди, некоторое время перешептываясь, когда один сменял другого. Ваду́ присоединялся к ним в конце каждого дня. Он читал отчеты наблюдателей, и его обычное изумленное выражение часто сменялось хмурым. Когда он смотрел на корабль, его голова подпрыгивала быстрее.
Какие выводы на самом деле сделали длому из резни, произошедшей четыре дня назад? Были ли они шокированы, или внезапное, бессмысленное убийство было им слишком знакомо? В каком-то смысле это едва ли имело значение. Они видели людей в их худшем проявлении. Любой шанс завоевать доверие города, несомненно, исчез.
Как и, конечно, около пятисот икшелей.
Раннее утро, первый день последнего месяца года: на Севере зима началась бы всерьез; здесь каждый день казался теплее предыдущего. Пазел проснулся, когда солнечный свет уже обжигал его лицо сквозь единственный иллюминатор каюты, которую он теперь делил с Нипсом. Он застонал. Нипс храпел. Пазел вылез из гамака и пошарил на полу в поисках своей одежды.