— Мы выберемся отсюда, — сказал он.
— Не будь... слишком уверен, — ответил Нипс между приступами кашля. — Металл не очень прочный, я знаю. Но нам все равно понадобятся… ножницы для резки жести или, может быть, ножовка. Извини… ты знаешь, я хочу выбраться отсюда так же сильно, как... Питфайр, осторожно! Как ты думаешь, что ты делаешь?
Пазел взял одну из хлебниц, лежавшую вблизи. Он с трудом поднял ее над головой и ткнул острым металлическим уголком в пол.
— Отойди, — сказал он и опустил хлебницу со всей силы.
Последовал очень сильный грохот. За пределами комнаты раздались голоса:
— Паткендл! Ундрабаст? Что вы там делаете, ради тени сладкого Древа?
Хлебница оставила вмятину на полу, но не пробила его, как надеялся Пазел. Он снова поднял ее и снова с грохотом опустил.
— Мукетч! Прекрати это, черт бы тебя побрал!
На этот раз хлебница проделала в жести крошечное отверстие. Пазел ударил в третий раз, и дыра превратилась в разрыв длиной со спичку.
— Задуй лампу, Нипс, — сказал он.
— Сейчас? Ты будешь слеп, как крот!
— Быстрее!
Нипс задул лампу, и их поглотила тьма. Пазел бил вслепую, снова и снова. Его легкие горели, разум был в тумане. Затем дверь распахнулась, и кто-то влетел в комнату.
— Мукетч! Ундрабаст!
Это был сержант Хаддисмал. Турах замахал руками перед лицом, задыхаясь от дыма, и начал метаться среди хлебных коробок.
Пазел нанес еще один удар. Хаддисмал заметил их и прыгнул. Он отмахнулся от Нипса, одной рукой отпихнув юношу со своего пути. Поддавшись импульсу, Пазел отбросил свою коробку в сторону, подпрыгнул в воздух и сильно приземлился на обе пятки.
Пол раскололся, как навес, пронзенный ножом. Пазел прорвался, окровавленный, и побежал еще до того, как его ноги коснулись пола нижней палубы.
Фулбрич скользнул мимо орудийных портов, дремлющей пушки, груды такелажа, приготовленного для ремонта. Не скрываясь: в конце концов, он был помощником хирурга, и это был путь в лазарет. Никто не стал бы спрашивать, куда он направляется, ни в этот, ни в любой другой час. Тем не менее, было приятным сюрпризом обнаружить, что корабль настолько тих. Поблизости почти никого не было, за исключением нескольких смолбоев, чистящих кастрюли на камбузе, и ночной вахты на главной палубе, изготовляющей перекладины для бизань-мачты. Как будто они собирались куда-то увезти корабль, подумал он с минутным беспокойством. Но потом напомнил себе, что это больше не имеет значения. Как только его мастер услышит, что грядет, у него не будет другого выбора, кроме как действовать.
Я мог бы взять его сейчас, сказал он Фулбричу. Так же надежно, как взяла она, много веков назад, взяла и вынесла из той пещеры в северных льдах. Но она была слабее меня, намного слабее. Камень пометил ее, обжег руку, и с этого первого крошечного надреза великая Эритусма начала умирать. Я должен быть более осторожен, Фулбрич — ее судьба не будет моей. Я подожду еще немного, если смогу.
Так говорил Арунис на их последней тайной встрече, всего через несколько часов после того, как Таша пришла к Фулбричу в слезах и сказала: Я рассказала все Пазелу, Грейсан. О нас. Он не хотел мне верить, но в конце концов поверил. Между нами больше ничего нет.
Его мастер только улыбнулся, узнав об этом.
Но Фулбрич знал, что сегодня вечером улыбок не будет. Его мастер запретил любое посещение его укрытия, его логова, в промежутках между их запланированными встречами. Фактически пригрозил проткнуть его заживо, если он это сделает — если только какая-нибудь катастрофа не будет грозить им или Нилстоуну. В таком случае, ты должен немедленно прийти ко мне. Не решай для себя ничего, кроме практических вопросов. Ты понимаешь? Пока ты находишься у меня на службе, ты не можешь заниматься никакой философией, никакими вопросами о мотивах или целях. В любом случае ты никогда не сможешь постичь ответы. Заботься о том, как, а не почему. Ты — моя марионетка, Фулбрич. Ты — мои глаза, уши, руки. Все это изменится в грядущей жизни, пообещал его мастер. Но сейчас нужно было предотвратить катастрофу.
Фулбрич ускорил шаг. Только на этот раз у него возникло искушение отказаться от личины молодого ученика хирурга. Но мог ли он вообще обойти лазарет? Нет, это привлекло бы внимание; он должен, по крайней мере, пройти через палату. Время еще было. Он действовал быстро. Двадцать минут назад он все еще ласкал ту девушку.