Сначала мгновение ошеломленной неподвижности; затем нахлынула боль, и он выругался на каскаде языков. Но он не был мертв, так что он продолжил двигаться. Он все еще мог все исправить. Он пополз сквозь черноту промокших и вонючих обломков. Мешки с испорченным зерном, концы кабелей, осколки разбитых амфор и обрезки дерева. Временами он почти купался в них. Он сомневался, что движется по прямой, но когда смог коснуться твердого корпуса, скорректировал свой путь.
И вдруг он: лунный свет. Не из какого-нибудь окна над ним, конечно, а снизу, отражаясь в луже на каменной набережной под «Чатрандом», через дыру в ее боку. Корабельные плотники еще не закрыли рану: оставалось установить на место две огромные доски, называвшиеся вельсами. Пазел продрался сквозь опилки (свежий сладковатый запах) и выглянул наружу через брюхо «Чатранда». Он находился в самом низу судна, всего в нескольких ярдах от киля и примерно в пятнадцати футах от земли.
Таша. Любовь и ярость безнадежно смешались внутри него. Он был слишком робок, защищая ее, слишком эгоистичен и медлителен. Айя Рин, позволь мне добраться туда вовремя.
Он свесился с самого нижнего вельса и отпустил. Боль пронзила его ноги в том месте, где они ударились о камень, но он сумел неуклюже перекатиться, маневр, которому так старалась научить его Таша. Наконец-то на суше, абсурдно подумал он, с трудом поднимаясь на ноги. Затем он нырнул под киль, бросился к противоположному краю помоста и начал взбираться.
Прохладный воздух принес проблески надежды. Иногда невезение было китом, который пожирал тебя. Иногда ты выползал из его брюха и продолжал сражаться.
Длому на берегу сначала не заметили Пазела, а, заметив, не смогли придумать, что с ним делать. Люди не должны были покидать корабль, но единственным желанием этого юноши, казалось, было вернуться внутрь. Они могли бы отругать его, но им было приказано не разговаривать с командой, за исключением чрезвычайных ситуаций, и поэтому они придержали языки. Решение, как это бывает, стоило многих жизней.
Пазел поднялся примерно на восемьдесят футов, когда на нижней орудийной палубе Фулбрич вышел из насосного отсека и быстро закрыл за собой дверь. В последний раз в своей жизни он надел свое старое, фальшивое лицо. Он был готов рассмеяться и рассказать самоуничижительную историю о том, как нырнул в комнату, чтобы прийти в себя после отвратительной работы в лазарете — но его никто не видел, коридор по-прежнему был пуст. Он снова открыл дверь насосной.
Арунис ворвался в проход, подняв перед собой свою огромную булаву. Фулбрич снова подумал о том, каким ужасным он стал. Когда-то маг был тучным; сегодня он был похожим на скелет существом с вытаращенными глазами, крупного телосложения, но истощенным в своем темном облегающем пальто, старый белый шарф обвивал сухую и тощую шею. И все же в этих руках, которые сжимали жестокое оружие, как игрушку, была сила, а в его глазах все еще светилась страсть.
Он быстрым шагом направился на корму.
— Камень все еще в хлеву, — сказал он, больше самому себе, чем Фулбричу, который почти бежал, чтобы не отстать. — Мне не придется к нему прикасаться. Я, конечно, его возьму. Никто не посмеет мне перечить. Турахи сбегут со своих постов, а тех, кто не убежит, я сожгу. Я заявлю права на Камень сегодня ночью, и он узнает во мне своего хозяина, создателя миров, следующего восходящего к Небесному Своду. Камень приносит смерть только более слабым душам. Все равно я не буду к нему прикасаться. Почему я должен прикасаться к нему прежде, чем узнаю, что могу?
— Вам следует пересечь корабль по нижней палубе, Мастер, — сказал Фулбрич, дотрагиваясь до его рукава.
— Мы пересечем здесь, — сказал Арунис.
— По нижней орудийной? Как пожелаете, Мастер. Возможно, вам повезет и здесь.
Чародей и его слуга поспешили дальше, мимо кают артиллеристов и оружейной. Наконец коридор закончился, и они вышли в центральный отсек. Лунный свет тускло просачивался сквозь орудийные порты и стеклянные панели над головой. Длинные ряды пушек отливали иссиня-черным в полумраке. Арунис заколебался, пристально вглядываясь в отсек.
— Пусто, — сказал он.
— Как я уже сказал, Мастер, сегодня вам повезло. Станапет и Болуту, должно быть, говорят с леди Оггоск, но в целом корабль спит.
— Не спит, — отрезал Арунис, бросив на него яростный взгляд. — Десятки мужчин бодрствуют, независимо от того, осмелятся ли они выйти из своих комнат или нет. Я чувствую их, притаившихся и напуганных. Почему они должны бояться? Что произошло за последний час, Фулбрич?