— Лестницы помогут нам только дотуда, — объяснил Ваду́. — Вон там, на самой широкой полке, вы можете увидеть, где начинается Черный Язык.
На самом деле Пазел не смог разглядеть полку, потому что все мужчины опасливо столпились, чтобы лучше видеть. Он быстро пересказал остальным то, что сказал мизральд.
— Только ночью, — задумчиво сказал Герцил. — До принца Олика тоже доходили слухи на этот счет.
— Чепуха, — уверенно сказал Ваду́. — День или ночь не имеют значения. Посмотрите туда: вы увидите, что происходит.
На этот раз Пазелу удалось мельком что-то увидеть. Далеко внизу, на черном гребне, мерцал слабый свет. Что-то горело, языки пламени плясали и трепетали на ветру, разбрасывая искры в ночь. Затем все это внезапно исчезло. Кромешная тьма снова окутала склоны.
— Фумарол, — сказал Ваду́, — туннель в глубину, образовавшийся по мере остывания лавы. Газы, которые вырываются из этих ужасных труб, легко воспламеняются и появляются внезапно. Но в них обитает нечто худшее: огненные тролли. Бездельники, которые никогда не покидают Верхний Город, скажут вам, что это всего лишь легенды, но мы, носящие Плаз-Клинки, знаем лучше. Тролли реальны и смертоносны. Когда они появляются, ни одно живое существо не может пересечь Язык.
— И когда это происходит, советник? — спросила Майетт, сидевшая на плече Большого Скипа.
— Когда они слышат шаги на своей крыше, — ответил Ваду́. — Или, возможно, громкие голоса. Многие части Языка представляют собой всего лишь полую корку.
— Откуда вы так много знаете об этом месте? — спросил Альяш.
Ваду́ бросил на него враждебный взгляд.
— Ответ на этот вопрос может подождать, — сказал Кайер Виспек. — Пересечь Язык невозможно, если мы будем идти ночью, как говорит Паткендл.
— А я вам говорю, что тишина — это все, что имеет значение, — сказал Ваду́.
Тем не менее они без промедления начали спускаться. Это был не самый длинный отрезок их путешествия, но, безусловно, самый ужасающий. Некоторые лестницы сдвинулись на ржавых железных штырях, которые удерживали их на утесах; от одной остался один болт и три деревянные перекладины. Перекладины проржавели и впивались им в руки. Но для Пазела хуже всего были промежутки между лестницами: скользкие выступы, едва ли достаточно плоские, чтобы балансировать на них даже в неподвижном состоянии, слишком узкие для ползания (что было бы гораздо безопаснее, чем ходить вертикально) и вообще лишенные каких-либо опор для рук.
Только икшели чувствовали себя непринужденно, но даже они низко пригибались, когда внезапно налетал ветер. Пазелу, привыкшему к мачтам и такелажу, приходилось бороться с паникой на каждом шагу. Они крались вниз по утесам, почти не разговаривая. Четыре охотничьи собаки, привязанные к спинам масалымских солдат, держались абсолютно неподвижно. Одна особенно длинная лестница была перекинута через пару камней, выступающих далеко из утеса, так что на протяжении добрых семидесяти футов не было ни утеса, который можно было бы увидеть или потрогать, только железная перекладина за перекладиной, теряющиеся на пронизывающем ветру.
Сколько их еще? в отчаянии подумал Пазел после восьмого или девятого спуска. Он мельком увидел свою сестру в лунном свете и был поражен ее умением держать равновесие. Другие сфванцкоры были такими же, как и Герцил: умелыми и понимающими. Он спросил, освобождает ли такое понимание от ужаса или усиливает его, когда каждый шаг может оказаться последним?
Наконец, преодолев четырнадцать лестниц, они добрались до широкого скалистого выступа. Пазела трясло, и он боялся, что его может стошнить. Но воздух был теплым: они выбрались прямо из ледяных пустошей Илваспара в более приятное место. Но Пазел ощущал также странный, едкий запах, который по какой-то причине заставил его вспомнить крыс.
Было очень темно. Он отошел от лестниц и сразу же столкнулся с Недой — и Нипсом. Маленький мальчик крепко обнимал его сестру, застывшую от негодования.
— Все в порядке, — сказала Неда, ерзая, ее арквали был грубее обычного. — Отпусти сейчас же! В такой же ситуации ты сделаешь для меня то же самое.
Нипс, казалось, не мог ее отпустить. Пазел тронул его за плечо; Нипс вздрогнул и резко опустил руки. На его лице была грязь, но он, казалось, не замечал этого.
— Я должен был быть мертв, — прошептал он, глядя на Пазела. — Я упал, приятель. На той треклятой тропинке со льдом под ногами, в том ужасном месте. Твоя сестра схватила меня за пояс и оттащила назад. Она могла упасть сама. Я должен был быть мертв.