Неда посмотрела на Пазела. Перейдя на ормали, она сказала:
— Твой друг в шоке. Но когда он будет в состоянии слушать, скажи ему, что я сломаю ему руки, если он снова попытается меня схватить.
— Не думаю, что это вероятно, — сказал Пазел. — Он женатый мужчина.
Лицо Неды ничего не выражало. Она оглядела маленького смолбоя с ног до головы, а когда ее взгляд снова метнулся к Пазелу, она внезапно расхохоталась. Она отвернулась, борясь со смехом, но озадаченный взгляд Нипса усугубил ситуацию, и она беспомощно повернулась к Пазелу и сильно прижалась лицом к его плечу. Безрассудно, гадая, не сломает ли она ему руки, Пазел на мгновение обнял ее и тоже рассмеялся, беззвучно. Старый, сдавленный смешок. Она все еще существовала, она все еще была Недой — только где-то внутри. Он мог бы обнимать ее часами, но, когда она пошатнулась, он ее отпустил.
Кайер Виспек выглядел суровым, и Джалантри посмотрел на него с чем-то похожим на ярость. Но Пазел обнаружил, что его больше не волнует, что они думают. Что-то изменилось в нем в Васпархавене. Он стал старше; он узнал что-то такое, чего не знали они. Глаза Рин, подумал он, иногда даже треклятому сфванцкору нужно дать себе волю.
Как будто он только что подал идею горе, раздался оглушительный лязг, эхом отразившийся от скал, и впервые за все время одна из собак взвизгнула. Целая лестница отделилась от скалы, беззвучно упала и разбилась вдребезги всего в нескольких дюймах от животного. Камень треснул; между ними полетели куски железа; основная часть лестницы налетела на большой валун и замерла.
Собака, скуля, пробиралась между ними, глазами уверяя в невиновности. Герцил взглянул на утес.
— Один болт, — сказал он, — и три деревянные планки.
Ночь, ненадолго, стала еще светлее: старая луна все еще светила на них сверху вниз, и Полярная Свеча, ее маленькая голубая сестра, присоединилась к ней в небе. При этом двойном освещении они увидели странное новое место, в которое попали.
Полка была размером с просторный внутренний двор дворца. С правой стороны Ансиндра вливалась в нечто вроде естественной воронки в скале и исчезала, пузырясь и булькая. Позади них и слева вздымалась высокая отвесная стена, на которую им больше никогда не взобраться. Прямо впереди, простираясь от утеса к утесу, поднималась роща ив, прямых и прелестных, совершенно поразительных после такого количества голых скал. Среди них росли папоротники, с ветвей свисали пучки мха. Давно заброшенная тропа уводила прочь сквозь деревья.
Они собрали свои пожитки и последовали по тропе. Милю она тянулась полого, лишь постепенно снижаясь. Ущелье не сильно расширялось, и они никогда не находились дальше, чем в двух шагах от того или иного утеса. Затем, словно что-то отрубили топором, лес закончился, и они увидели Черный Язык.
Это была старая лава: глубокое, гладкое пространство, похожее на застывшую реку грязи. Язык начинался у их ног и тянулся вниз, постепенно спускаясь и расширяясь, на несколько миль или больше. На его поверхности ничего не росло, ничто не могло вырасти. В лаве были гладкие отверстия, похожие на рты, некоторые не больше персика, другие шириной с пещеры. Там были трещины и разломы, а также маленькие язычки огня, похожие на тот, который они видели с вершины горы.
— Ни одного тролля, хоть умри, — сказал Альяш. — Жаль.
— Говорите тише, — ответил Герцил.
Запах, который Пазел замечал раньше, был здесь гораздо сильнее, и теперь он узнал его: сера.
— Вот почему я подумал о крысах, — сказал он Таше. — Мы чуть не применили серу против крыс, чтобы выкурить их из трюма, помнишь? И мы постоянно использовали серу на «Андзю».
— Должно быть, она творит чудеса, — с иронией сказала Таша.
— О, она действует, — внезапно сказала Майетт, — и на ползунов.
— Треклято верно, — сказал Альяш.
— Хватит об этом! — прорычал Герцил, который не отрывал глаз от открывшейся перед ними сцены. — Спуск занял больше времени, чем я надеялся. Нам осталось недостаточно темноты, чтобы безопасно пересечь это унылое поле. Мы отступим в лес до сегодняшнего вечера.
— Это сущая глупость! — сказал Ваду́. — Разве вы меня не слышали, наверху?
— Слышал, — сказал Герцил, — но слышал и то, что Пазелу сказал рыбак, и то, что знал Олик, и, прежде всего, себя самого. Вы можете быть уверены, что я не выбираю легкие пути. Мы покинули наш корабль по этой причине. И наших людей.
— Тогда принесите ваше мнение в жертву! — сказал Ваду́, и его голова начала подпрыгивать. — Говорят, что вы воин, но эта тактика больше подходит для счетовода. Проявите немного мужества. Пойдемте сейчас, и побыстрее — и если нам придется пробежать последнюю милю, так тому и быть. Пойдемте, у нас одна и та же цель.