И мистер Ускинс тоже был здесь — высокий, светловолосый Ускинс, опозоренный первый помощник. Этот человек с самого начала ненавидел Пазела и Нипса — они принадлежали к низшим расам, но не пресмыкались перед теми, кто стоял выше их, — и смолбои отвечали ему взаимностью. Но в последнее время Пазел начал испытывать жалость к Ускинсу, который выглядел как потерпевший кораблекрушение. Когда-то чрезвычайно аккуратный, сейчас он перестал ухаживать и за бородой, и формой. Его светлые волосы свисали жирными и растрепанными. Когда он посмотрел на Пазела, в его глазах загорелась смутная, рассеянная антипатия, но не ненависть.
Последние двое были еще более неожиданными. Одним из них был Клавдий Рейн — запутавшийся доктор Рейн, худший шарлатан, с которым Пазел когда-либо сталкивался. Рейн почти не выходил из своей каюты с тех пор, как легендарный доктор Чедфеллоу сменил его на посту корабельного хирурга. Но вот он был здесь, провожая взглядом мух и что-то бормоча себе под нос. И там, рядом с ним, черт бы его побрал, стоял помощник хирурга, Грейсан Фулбрич.
Красивый юноша-симджанин просиял Таше, которая ответила короткой, неловкой улыбкой. Пазелу захотелось что-нибудь разбить. Его посетила абсурдная мысль, что Фулбрич — на пять или шесть лет старше и невыносимо порядочный по отношению ко всем — был истинной причиной, по которой Таша настояла на посещении собрания. Однажды Фулбрич внезапно появился в свадебной толпе на Симдже, неся таинственное послание для Герцила. Пазел с самого начала не доверял ему, хотя и должен был признать, что у него не было определенной причины. Во всяком случае, не из-за мнительности, но, может быть, из-за ревности. Он прекрасно знал, что Таше нравился помощник хирурга — она даже поцеловала его раз или два, когда угрозы Оггоск заставили Пазела ужасно относиться к ней. Конечно, теперь с этим было покончено.
Фулбрич одарил его откровенной, дружелюбной улыбкой:
— Привет, Паткендл.
Пазел кивнул, не сумев изобразить на губах ответную улыбку. Неужели я ненавижу его только потому, что Таша этого не делает? Что со мной такое?
Альяш закрыл за ними дверь комнаты.
Таликтрум прочистил горло.
— Мы живы, — сказал он. — Это уже кое-что. Но никто не должен думать, что мы заслужили право дышать спокойно. Только гиганты мыслят в терминах заслуг и вознаграждений; наши люди думают о выживании. Это то, для чего мы здесь, чтобы определить: как выжить вместе, пока мы не сможем пойти разными путями.
Фиффенгурт мрачно рассмеялся:
— Вы видели этого забытого богами змея? Вы слышали эти барабаны? Мы — дети в лесу, мистер Таликтрум. Как, клянусь Питфайром, вы определите лучший способ выжить в мире, о котором вы ничего не знаете?
— Вы должны обращаться к нему «командир» или «лорд», — прошипела Майетт.
— Вы не способны понять, — сказал Таликтрум, — но мы можем. Икшели не растолстели за время своего изгнания; они не стали мягкими и эгоистичными. Каждый дом в Этерхорде, каждый переулок, где рыщут собаки и кишат кошки, был для нас местом угрозы и преследования. Вы видите, как вам повезло, что мы захватили ваш дрейфующий штурвал? Поверьте мне, вы больше не дрейфуете. «Чатранд» будет двигаться по этому великому, странному Югу, как икшель движется по городу: в тени, стремительными перебежками и быстрыми укрытиями, дюйм за трудным дюймом.
Его слова срывались с языка, как у неопытного оратора или как у человека, пытающегося убедить себя в собственной значимости. Когда он закончил, то выглядел растерянным. Не выпуская его ногу, Майетт подняла глаза и поймала его взгляд, а затем незаметно направила его внимание на Старого Гангруна.
— Я попросил нашего казначея, — сразу же сказал Таликтрум, — напомнить нам об имуществе, которое остается на борту этого корабля. Это, помимо всего прочего, обязанность казначея. Вы готовы, мистер Гангрун?
Старый, сгорбленный моряк кисло кивнул. Он мял в руках чрезвычайно потрепанную бухгалтерскую книгу с загнутыми уголками страниц.
— Что ж, докладывайте, — сказал Таликтрум.
Гангрун достал из жилетного кармана очки в роговой оправе, посмотрел на грязные линзы и убрал очки обратно. Он открыл бортовой журнал и почти минуту рассматривал его с глубочайшим разочарованием. Наконец Хаддисмал схватил книгу, перевернул ее правильной стороной вверх и снова вложил в руки Гангруна. Старик уставился на сержанта так, словно его обманули. Затем он прочистил горло.