Альяш раздраженно махнул рукой:
— Мы все на одном проклятом корабле, Станапет. Мы имеем право знать, что там была за игра.
Право знать! Пазел потерял дар речи от наглости боцмана. Нет, он не потерял дар речи, не в этот раз, он...
— Ужасно, не так ли, — сказал Фулбрич, его голос сочился сарказмом, — когда люди хранят секреты?
Таша снова улыбнулась Фулбричу.
— Заткни свой проклятый богами рот, мальчик, — сказал Альяш. — Тебе все равно нечего здесь делать.
— Нас вызвали, нас притащили, — запротестовал доктор Рейн.
Таша только покачала головой:
— Я не буду объяснять, потому что не могу. Я просто не знаю, что произошло в тот день. Я прикоснулась к Нилстоуну, и он не убил меня, хотя должен был убить. И я сказала крысам, что я Ангел, которому они поклоняются, и они мне поверили. Конечно, я не знала, что приход Ангела заставит их захотеть попасть на небеса с клубом дыма.
Таликтрум мгновение пристально смотрел на нее, затем кивнул Майетт. Проворные, как пауки, два икшеля заползли на руку Шаггата и принялись развязывать веревки.
Ткань соскользнула на землю.
— Узрите своего союзника, люди Арквала, — сказал Таликтрум.
Рука, высеченная из камня, но иссохшая до скелета, была такой же отвратительной, какой ее помнил Пазел, но теперь он увидел длинные трещины, тянущиеся вниз по руке, почти до плеча. И там, зажатый в лишенных плоти пальцах, висел Нилстоун. Не больше грецкого ореха, он все равно внушал ужас, потому что был черным, невидимым. Смотреть на него было все равно что смотреть на солнце: черное солнце, которое слепило без света.
— О, — произнес мужской голос, слабый и встревоженный. — О, боги наверху, это неправильно. — Это был доктор Рейн. Он качал головой и указывал на Камень. — Ползуны, мистер Фиффенгурт... это все неправильно. Вы меня слышите? Неправильно! Неправильно!
Внезапно он закричал, покраснев, сжав руки в кулаки, так сильно топая ногой при каждом Неправильно! что его тело задергалось в каком-то круговом военном танце.
— Уберите его отсюда! — рявкнул Хаддисмал своим людям. Но прежде чем кто-либо из них смог пошевелиться, Рейн выпрямился, сделал глубокий судорожный вдох и выбежал из комнаты.
— Зачем, во имя изрыгающих Ям, вы вызвали этого дурака? — сказал Альяш.
— Он доктор, — сказала Майетт низким мяукающим голосом, — а ваш драгоценный Шаггат распадается.
— От его мертвой руки вниз, — продолжил Таликтрум. — Мистер Фулбрич, мистер Болуту, вы единственные медики, оставшиеся здесь. Что вы видите? Что случится с этим сумасшедшим, если чары прекратятся?
Фулбрич и Болуту приблизились к Шаггату, вздрогнув, когда их взгляды скользнули по Нилстоуну. Болуту, помимо всего прочего, был известным ветеринаром. Фулбрич, напротив, был простым помощником хирурга, к тому же новичком. Но его наставником в течение последних четырех месяцев штормов и сражений был не кто иной, как Игнус Чедфеллоу, и Пазел хорошо знал, каким целеустремленным учителем может быть доктор.
— Если эти трещины превратятся в раны? — подумал вслух Фулбрич. — Без вопросов, джентльмены. Он потеряет руку.
— И жизнь, если трещины сильно распространятся, — добавил Болуту.
— Жгут может остановить кровотечение, только если его можно прикрепить к культи.
— Тогда чего вы ждете? — прорычал Хаддисмал. — Залатайте его треклятую руку! Боги смерти, Болуту, судьба нашей империи зависит от этого человека!
— Вашей империи, — сказал Болуту. — Я пришел на север, чтобы сразиться с Арунисом и злом, которое он хотел причинить всем землям. Но Арквал никогда не был моим домом. И не будет, как из-за вашего презрения к моей коже, так и из-за вашего мерзкого стремления уничтожить Мзитрин.
— Почему никто не стабилизировал руку? — требовательно спросил Таликтрум.
— Чедфеллоу предупредил их, — сказал Альяш. Он повелительно взмахнул рукой и заговорил, хорошо имитируя громовой голос доктора. «Что бы вы ни делали, это не замедлит распад. Пластыри, шины, бинты — ничто из этого не может помочь. Вы только быстрее его раздавите, попомните мое слово, попомните мое слово».
Болуту и Фулбрич посмотрели друг на друга и нахмурились, как будто сомневались в вердикте. Но Альяш раздраженно указал на руку Шаггата.
— Это камень, с которым мы должны иметь дело, если мы хотим спасти монстра, — сказал боцман. — Он умрет прежде, чем ты успеешь спеть ему прощай, если он снова превратится в плоть с этой штукой в руке. И если Арунис все еще на борту...
— Да, — внезапно сказал мистер Ускинс.