Пазел вздрогнул; он почти забыл, что Ускинс был в комнате.
Альяш, возбужденный, продолжил:
— ...тогда мы знаем, что он мучается в лихорадке, пытаясь научиться им пользоваться.
— И пока терпит неудачу, — сказал Хаддисмал. Бросив на Ташу скептический взгляд, он добавил: — Ты ожидаешь, что мы поверим, будто ты сделала что-то, чего этот мерзкий колдун даже не пытается?
— Я прикоснулась к Камню, — решительно заявила Таша, — один раз.
— Просто протянула руку и сжала его, — усмехнулся Хаддисмал. — По прихоти, вроде. Самую смертоносную треклятую штуку на Алифросе.
— Если бы я этого не сделала, мы бы все уже умерли, — сказала Таша.
— Сделай это еще раз, — сказал Таликтрум.
Шум, громкий и всеобщий. Таликтрум и Майетт прыгнули прямо с Шаггата на поперечину наверху. Каждый человеческий голос (и два голоса длому) в комнате запротестовал против этой идеи, а Джорл и Сьюзит разразились воплями. Пазел сжал локоть Таши. Нет, нет, нет, покачала его голова.
— Ты раздробишь руку! — крикнул Альяш.
— Тихо! — проревела Таша, и все повиновались. Она передала поводки собак Пазелу, затем подошла прямо к Шаггату Нессу, подняла руку и коснулась руки статуи, широко растопырив пальцы.
— Таша, не надо! — прошипел Пазел.
Таша, закрыв глаза, скользнула пальцами по каменному бицепсу, вокруг и вверх — почти ласка. Она добралась до локтя, задержалась там, затем медленно подняла руку выше.
— Я могла бы, — сказала она, и Пазелу показалось, что хлев потемнел, холодное покалывание охватило его тело. Мужчины в ужасе посмотрели друг на друга. Таша потянулась еще выше, пока ее пальцы не легли поверх пальцев Шаггата, и пульсирующая чернота Нилстоуна не оказалась между ними. — Я могла бы взять Камень из его руки, здесь и сейчас. Но какой в этом смысл?
Она опустила руку, и по комнате пронесся вздох облегчения. Пазел почувствовал легкое головокружение, как будто он только что удержал равновесие на краю обрыва. Но Альяш невесело рассмеялся.
— Ты лжешь сквозь свои красивые зубки, — сказал он Таше. — Ты знаешь, в чем был бы смысл. Ты могла бы отправить Аруниса в полет с этого корабля, как пушечное ядро. Как и всех нас. Ты могла бы вытащить своих друзей из ловушки ползунов, доставить нас домой через Неллурок и к Новому году сидеть с папой за чаем и тостами. Питфайр, ты могла бы свергнуть Магада Пятого и стать императрицей Арквала. Вся эта треклятая игра закончится, если кто-то сможет управлять Нилстоуном.
— Я никогда не говорила, что могу им управлять, — сказала Таша. — Я не маг. Я только сказала, что могу взять его в руку.
— Ты хочешь сказать, что, хотя ты можешь пережить прикосновение Камня, ты вообще не можешь им пользоваться? — спросил Таликтрум.
— Я не знаю, как долго я бы прожила, если бы забрала Нилстоун у Шаггата, — сказала Таша. — У меня такое чувство, что Камень убил бы и меня, только немного медленнее.
— Вы видите? — сказал Таликтрум, быстро оглядывая комнату. — Она в каком-то смысле могущественнее Аруниса, который вообще боится к нему прикасаться. Почему бы не научиться им управлять? У тебя нет желания помочь нам?
Таша одарила его долгим, ядовитым взглядом.
— Если бы я пережила попытку, — сказала она, — я все равно не смогла бы сделать с Камнем ничего, что не было бы отвратительным.
— Отвратительным, — повторил Таликтрум. — Что это значит? Война — это отвратительно, девочка. Убийства, голод, болезни — это отвратительно. Ты должна рискнуть. Мы должны быть готовы использовать все инструменты из нашего арсенала.
Таша повернулась и пошла обратно к своим друзьям.
— Только не этот, — сказала она.
— Таликтрум, — внезапно сказал Фиффенгурт, — вы хотели поиграть в капитана? Попробуйте сыграть эту роль. Насколько я помню, вы сказали, что эта встреча будет «короткой и решающей». Что ж, прошло уже немало времени, и мы еще ни черта не решили.
— Сейчас все изменится, — сказал Хаддисмал.
Вытащив свой палаш, он шагнул вперед и ткнул им в сторону Таликтрума, лезвие горизонтально — ритуальный вызов военных Арквала.
— Мы можем разобраться с этим прямо сейчас, — сказал он. — Вы держите заложников, среди них наш настоящий капитан. Но на этом корабле нет ни одного мужчины — или женщины, — который не смотрел бы смерти в глаза в последние несколько месяцев. И независимо от того, убьете вы их или нет, вы обречете себя. Мы выкурим вас из ваших нор и поступим с вами как с настоящими врагами Арквала, и ваш народ умрет, проклиная тот день, когда они когда-либо услышали имя Тликтрум…Талакитрим…
— Таликтрум, ты, большой чурбан, — пробормотал Болуту.
— Придержите ягоды, милорд, — сказала Майетт. — Посмотрим, насколько они будут свирепы, когда заложники почувствуют, как когти яда разрывают их легкие.