— Черт возьми, мы здесь ничего не видим, — сказал Пазел.
— Нет, видим, — сказала Энсил, указывая вниз, на их пенный след.
Пазел ахнул. Полдюжины длому вцепились в руль. Нет, не просто вцепились — поднимались по нему. Они размахивали крюками в форме косы, вонзая их в огромный деревянный руль, подтягиваясь, как ледолазы, к палубе.
Пазел провыл предупреждение — и поднимающиеся длому услышали. Серебряные глаза уставились на него, единственного человека на «Чатранде», от которого они не были скрыты самим кораблем. Двое из длому запустили руки в маленькие, тугие наплечные сумки, что-то вытаскивая. Затем их руки яростно дернулись. Вокруг Пазела раздался свирепый вой, и рядом с его левой рукой что-то со шлепком ударило по рее! Это была звезда из острой как бритва стали.
— О, кредек.
Пазел подтянул ноги и прижался боком к рангоуту, пряча как можно больше себя. Он увидел турахов, высунувшихся из-за гакаборта. Они увидели длому на руле, но все еще не могли сделать приличного выстрела. Однако длому, конечно, могли выстрелить в Пазела, что они и сделали: он снова услышал визг и ш-ш-шлеп! стали, вонзающейся в дерево.
— Не двигайся! — сказала Энсил. — Я присмотрю за песчаной косой, а ты сохранишь нам жизнь. — Она свернулась в клубок, положив ноги ему на шею, крепко схватилась за его рубашку и волосы и наклонилась над пропастью, глядя прямо вниз. Даже в тот момент он был ошеломлен ее бесстрашием. Вот почему Дри хотела, чтобы Энсил была ее ученицей.
— Двадцать ярдов, — сказала она. — Ты должен крикнуть Фиффенгурту — он услышит твой голос, а не мой. Пятнадцать...
Бьющееся стекло. Пазел заглянул под мачту. Нападавшие разбили окно на корме. Офицерская кают-компания, подумал он.
— Десять ярдов, восемь...
Несомненно, турахи уже были там. Несомненно, кто-нибудь отправил их туда.
— Сейчас! — прошипела Энсил.
Пазел изо всех сил крикнул: «Метка!» — и услышал, как Фиффенгурт мгновенно ответил собственными командами. Затем скрип колеса, стон тросов и противовесов — и внезапные вопли агонии снизу. Длому были раздавлены между рулем и кормовой стойкой. Пазел посмотрел вниз и пожалел, что это сделал, пожалел, что не может выкинуть эти образы обратно из головы. Их кожа не была человеческой; она лопалась, как мякоть какого-то темного, пухлого плода. Но под поверхностью не было никакой разницы — кровь, мышцы, осколки костей…
— Пазел!
Я не болен. Лучше бы был. Иногда не быть больным означало, что ты сломлен внутри. Затем чья-то рука схватила его за плечо. Не рука Энсил. Это была Таша; она поднялась на перекладину; она умоляла его спуститься, пока он мог.
Конечно, управлять гигантскими паруса было сложнее, чем крутить штурвал: поворот «Чатранда» поначалу действительно замедлил его, и именно тогда на него набросились длому. Абордажные крюки перелетели через поручни левого и правого бортов, а вторая команда атаковала корму, держась подальше от руля. Все было очень организованно. Те, кто все еще был в воде, подплыли очень близко к корпусу, защищенные его изгибом от любых выстрелов с палубы или орудийных портов. Нападавшие вели себя тихо и целеустремленно, как будто они уже занимались подобными вещами раньше.
Матросы энергично перерезали абордажные веревки, и ни один длому не добрался таким образом до верхней палубы. Но многие поднимались на двадцать или тридцать футов по веревкам, а затем переходили на ручные крюки. Вскоре появились лестницы из этих крюков, поднимающиеся от ватерлинии, и «Чатранд» стал напоминать какого-то огромного распростертого зверя, на которого нападают колонны муравьев.
Верхняя орудийная палуба превратилась в зону боевых действий. Длому бросились внутрь через орудийные порты, которые были оставлены открытыми для пушек. Турахи встретились с ними лицом к лицу и убили многих еще до того, как те поднялись на ноги. Простые матросы, вооруженные всем, от абордажных сабель до камбузных ножей, поддерживали морпехов. Все же нескольким длому удалось рассеяться в глубине корабля.
Немыслимая дерзость такой атаки едва не позволила ей увенчаться успехом. Но паруса были поставлены по ветру, парусина вздымалась и натягивалась, а основная часть атакующих сил все еще находилась не слишком близко, сзади. Более того, несмотря на всю их свирепость, измученные длому, поднявшиеся на корму, плохо справлялся с турахами — отдохнувшими, разъяренными и закованными в броню с головы до ног. Хаддисмал сражался в авангарде своих людей, стоя среди обломков в кают-компании с огромным обоюдоострым топором, отрубая конечности, которые тянулись через разбитые окна, швыряя стулья, подсвечники и тела убитых в тех, кто все еще поднимался.