В соседнем отсеке, роскошной каюте, около двадцати длому прорвались сквозь ряды турахов и взбежали по Серебряной Лестнице. Те немногие люди, которые сопротивлялись им, были сметены. Они находились на расстоянии одной лестницы от верхней палубы и достигли бы ее, если бы Герцил не встал у них на пути. Он стоял над открытым люком с черным мечом в левой руке и белым ножом Сандора Отта в другой, и на его лицо было страшно смотреть. Тем не менее длому бросились в атаку, потому что могли слышать, как турахи штурмуют их снизу. Герцил развернулся и нанес удар, его руки превратились в два черно-белых пятна, и длому начали падать. Один за другим они приходили, глаза их были безумны от близости смерти, и один за другим они умирали.
Порты были запечатаны, и битва за верхнюю орудийную палубу обернулась в пользу «Чатранда». Но с квартердека Фиффенгурт посмотрел вниз и выругался. Длому прикрепили к кораблю десятки перлиней и бросили их назад своим товарищам по плаванию. По меньшей мере сотня уже ухватилась за них, и еще больше стремилось.
Затем пришло отчаянное предупреждение, переданное снизу живой цепью икшелей: нападавшие размотали гибкий пильный диск, кричали они, и водят им по рулю, хлесткими ударами. Если так и дальше пойдет, они в считанные минуты отпилят руль у основания.
Фиффенгурт закрыл глаза и сотворил знак Древа. Затем он снял такелажный топор с крюка на гакаборте и вскарабкался наверх к бочкам с маслом, привязанных между лампами. Несколькими взмахами он выбил их пробки, и ламповое масло скользкими потоками хлынуло на корму «Чатранда», расплескиваясь по иллюминаторам, пропитывая Фиффенгурта и длому, растекаясь огромным пятном среди пловцов.
Фиффенгурт посмотрел на палубу, его глаза были полны убийства и ярости.
— Огонь, Стьюки, черт бы тебя побрал в Ямах!
Ускинс ожил, снял крышку со огненного горшка и помешал горящие угли палочкой.
— Неважно, давай сюда! — проревел Фиффенгурт. Схватив огненный горшок, он высыпал из него сноп искр за борт.
Не было ни взрыва, ни адского пламени, ни криков агонии. Был только громкий свист, оранжевый свет и внезапная тишина от армии внизу. Все на палубе споткнулись: «Чатранд» прыгнул вперед, ломовая лошадь высвободилась из своей повозки. Фиффенгурт повалился между лампами, вытаращив глаза, и снова это была Таша, которая подошла, незваная, Таша, которая поймала его прежде, чем он смог упасть, только для того, чтобы стоять там, покачиваясь, прикованная к месту при виде огромной огненной подушки над заливом, шире, чем корабль, и все еще расширяющейся, падающей позади них в маленьких струйках пламени.
— Рин, прости меня, — пробормотал Фиффенгурт. Он был слеп: масло попало в его здоровый глаз, масло попало на руку, которая пыталась его вытереть.
— Не волнуйтесь, — сказала она ему, — вам нечего прощать.
За огнем темная масса заполнила воду. Длому знали, что их ждет: они спрыгнули с корабля и тянувшихся за ним перлиней, нырнули под воду и вынырнули далеко позади пламени.
3. Технически верно. Книга Старой Веры содержит некоторые апокрифические материалы, в том числе Обращение Мстительного Серафима, который заявляет: «Чтобы победить врагов Вечной Истины, можно пожертвовать меньшими истинами и использовать обман, как нож во тьме». Материалы появились только в третьем столетии существования Книги, однако представляется вероятным, что они были добавлены воинственным королем именно для того, чтобы оправдать обучение гильдии святых убийц. Подобно обрезке молодых дубов, редакторство — это власть над будущим, которого никто никогда не увидит. РЕДАКТОР.
Глава 7. СЛАБОНЕРВНЫМ РЕДАКТОР РЕКОМЕНДУЕТ ДРУГОЕ ЧТЕНИЕ
Для моих до сих пор преданных читателей: счастье — это не ничто. Нужно это принять. Мир стонет под тяжестью серьезных умов, несчастно склонившихся над своими книгами, над верстаком в кузнице, над гроссбухом, стиркой или увядшим от долгоносиков урожаем. Счастье может исчезнуть в мгновение ока, чтобы никогда не вернуться. Зачем кому-то тратить время, продолжительностью в глоток чая, на историю, которая не гарантирует — абсолютно не гарантирует! — усиление эмоций?
Моя цель — просто предупредить. Если вы являетесь частью этой бесконечно малой (и еще меньшей) группы диссидентов, обладающих богатством, временем и склонностью прибирать к рукам печатное слово, я предлагаю вам рассмотреть аргументы против текущего тома. А именно: рассказ болезненный, изображенные персонажи неуклюжи, когда они не злы, мир неудобен для посещения и сильно отличается от того, что здесь описано, сюжет на этом раннем этапе уже сложен сверх всякой разумности, мораль не может быть изложена, а редактор назойлив. [4]