— Капитан, — сказала она, — как вы думаете, как быстро...
Но капитан уже поднимался на бизань-мачту. Таша и раньше видела, как Роуз держался на вантах. Он двигался как молодой человек, уверенность и ярость компенсировали скованность и вес. Через несколько минут он добрался до верхней смотровой площадки, схватил подзорную трубу марсового и поднес ее к глазу.
Весь корабль замер. Даже Таликтрум молча ждал, наблюдая за капитаном. Роуз перевел подзорную трубу с приближающихся кораблей на пустынную вершину утеса и обратно. Затем он отвернул лицо и взревел — бессловесный вой явного разочарования, который эхом разнесся по всему побережью. Он посмотрел вниз, на квартердек.
— Отбой! — проревел он. — Резко на правый борт! Фиффенгурт, всех людей на паруса!
Они убегают. Таша закрыла глаза, борясь со слезами, которые подступили так внезапно. Слезы по Хастану и другим мужчинам, которые плыли на корабле вместе с ней, танцевали с ней, которых она едва знала. И двум икшелям. Она надеялась, что они все попробовали яблоки. Она надеялась, что фрукт был сладким.
«Чатранд» спасался бегством, опять. Некоторые матросы исподтишка бросали на Роуза яростные взгляды — вот вам и преданность команды, — но вскоре стало очевидно, что он сделал правильный, единственный, выбор. Существа, преследующие их (корабли, конечно, но какого рода и почему воздух дрожал над их палубами?) были все еще далеки, но разрыв уже сокращался. Когда «Чатранд» поставил брамсели и побежал, все трое сразу изменили курс. Сомнений быть не могло: они намеревались перехватить Великий Корабль.
И они были очень быстрыми. Все еще было невозможно сказать, насколько они велики или какое оружие спрятано в их темных бронированных корпусах. Но одно было совершенно ясно: если ничего не изменится, они поймают «Чатранд» в считанные часы.
Роуз попытался разбудить принца Олика, но длому только стонал и дрожал.
— Выбросьте его в спасательной шлюпке, капитан, — сказал Альяш. — И мы скоро узнаем, за ним ли они охотятся.
— Не будьте животным, боцман! — сказал Фиффенгурт. — Шлюпка может перевернуться, и он утонет во сне.
— Или его схватят и подвергнут пыткам, — сказала Таша. — Или вообще убьют. — Она бросила на Альяша взгляд, полный отвращения. — Как вы можете такое предлагать?
— Потому что, возможно, нам придется это сделать, — сказал Роуз. — Однако не сейчас. Он — козырь у нас в рукаве; королевский козырь, если уж на то пошло. Я не откажусь от него, пока нам не сдадут лучшую комбинацию.
Как благородно. Таша искоса взглянула на Роуз. Как раз тогда, когда я начинаю думать, что ты можешь быть человеком. Но затем со вспышкой горечи она подумала, что сама ничем не отличается от других: она сохранила тех, кто ей был нужен, а от остальных отказалась. Не думай так. Теперь у тебя есть мужчина, и его зовут Грейсан Фулбрич.
Когда Таша вернулась в большую каюту, она застала Марилу в своей личной каюте, перебиравшей содержимое морского сундука Таши. Книги, блузки, рубашки, нижнее белье грудами лежали вокруг нее. Застигнутая врасплох, девушка из Толяссы уронила крышку сундука на большой палец.
— Бучад! — выругалась Марила, отдергивая руку. Затем, свирепо посмотрев на Ташу, она сказала: — Хорошо, я шпионю. В конце концов, ты дала мне для этого достаточно причин.
— Что ты ищешь? — спросила Таша ровным и холодным голосом.
— Какой-то признак того, что ты не совсем сошла с ума. Ты хоть представляешь, что ты с ним делаешь?
— С Грейсаном? — испуганно спросила Таша.
Марила выглядела так, словно не могла поверить своим ушам:
— Я говорила о Пазеле. Помнишь Пазела, нашего друга? Которому предстоит провести на гауптвахте еще двадцать четыре часа?
— Он сам посадил себя туда, — сказала Таша. — Грейсан пытался помириться с ним и получил синяк под глазом за все свои усилия. — Она посмотрела на кожаную папку на коленях Марилы, из которой торчали края множества скомканных бумаг. — Это моя треклятая сумка для писем, — сказала она. — Как ты смеешь.
В сумке лежали несколько писем, которыми она дорожила — от своего отца, нескольких любимых тетей и дядей и одно особенно дорогое письмо от Герцила. Сумка все еще была завязана, но намерения Марилы были ясны. С усилием сдерживаясь, Таша обогнула свою кровать и протянула руку.
— Тебе лучше уйти, — сказала она.
Марила отдала письма. Она устремила свои непроницаемые глаза на Ташу.
— Послушай меня, — сказала она. — Я знаю, что Пазел вел себя глупо с Фулбричем, но ты вообще не проявила никакого здравого смысла. Фулбрич может быть кем угодно, Таша. И он странный. Я слышала, как вы говорили прошлой ночью.