— Там верфь! — крикнул кто-то. Так оно и было: действительно, весь восточный край бассейна представлял собой темное нагромождение кораблей — кораблей в сухом доке, стоявшем на сваях; кораблей, плавающих в герметичном шлюзе, из которого торчал их такелаж, как ветви зимних деревьев. Кораблей, потерпевших крушение и брошенных на сухой, пустынной площади.
Таша посмотрела на могучую реку. Над водопадом она сбегала чередой невысоких каскадов и походила на гигантскую лестницу, каждая ступенька которой была обрамлена статуями из белого камня — животными, лошадьми, длому, людьми, — возвышавшимися над скромными домами. Далеко на юге снова вздымались утесы. Там был еще один могучий водопад, а над ним еще больше крыш и башен, смотревших вниз на город.
— Наступила ночь, — сказал Болуту, который стоял рядом с Нипсом. — Почему в городе так темно? В окнах должны быть лампы — бесчисленные лампы, а не эти несколько. Я не понимаю.
На платформе в конце моста появились длому. Они перегибались через поручни, глядя вниз на корабль, могучий и беспомощный. Они указывали, кричали, в шоке хватаясь друг за друга. Света было как раз достаточно, чтобы они поняли, что экипаж — люди.
— Ташисик!
Голос Ибьена. Таша увидела его, взволнованно машущего с платформы. Другой длому искоса поглядел на него и слегка отошел. Как будто, приветствуя одного из них, Ибьен сам стал почти незнакомцем.
Она помахала рукой. Ибьен говорил и говорил, объясняя; его соотечественники, казалось, не обращали внимания на его слова.
— Пазел должен быть здесь, — сказал Нипс. — Он должен быть с нами, прямо сейчас, и видеть это.
— Да, — с чувством сказала Таша, поворачиваясь к нему. Но отстраненность в глазах Нипса подсказала ей, что его слова предназначались только Мариле.
— Неужели они говорят? — крикнул кто-то сверху. — Послушайте! Послушайте, они говорят!
Болуту рассмеялся:
— Конечно, они говорят, братья! На этом корабле нет ни одного тол-ченни! Приветствую! Я Болуту из Истолыма, и прошло много времени — ужасно много времени — с тех пор, как я ходил среди своего народа! Я хочу черного пива! Я хочу засахаренный папоротник и речных моллюсков! Сколько времени пройдет, прежде чем вы доставите нас на берег?
Его вопрос был встречен молчанием. Люди на мосту зашевелились, как будто все надеялись, что заговорит кто-то еще. Затем Ибьен напугал всех, проскользнув под перилами. Глухой к крикам своих соотечественников, он вскарабкался на карниз последней каменной колонны. Это было так близко, как только можно было подобраться к кораблю. Несколько понизив голос, он снова позвал их.
— Его светлость, Иссар Масалымский, должен решить, как приветствовать вас. Но не бойтесь. Мы добрый город и не оставим вас надолго в беде.
— Пока мы не потонем в этом треклятом колодце, — с иронией отозвалась Марила.
— Ибьен, — позвал Нипс, — где принц Олик, и почему, во имя Девяти Ям, он прыгнул за борт?
— Его величество отправился в Верхний Город, — сказал Ибьен, — во дворец Иссара. Я уверен, что он хорошо отзовется о вас — в целом.
— Почему вы нас бросили? — сердито крикнул марсовый бизань-мачты, мистер Лапвинг.
— Я никогда не был вашим пленником, сэр, — парировал юноша, — и Олик велел мне сойти с ним на берег. Как вы знаете, я дал ему свое обещание.
— Никчемное обещание, — крикнул Альяш.
— Жители Масалыма, — сказал Болуту, повысив голос, — почему в ваших домах не горит свет?
— Потому что мы все здесь и пялимся на вас, — отважился кто-то, и длому на платформе рассмеялся. Таша почувствовала покалывание по коже: это был принужденный и нервный смех. Смех, подобный занавесу, задернутому над трупом.
— Ибьен, — крикнула она, повинуясь внезапному порыву, — у нас заканчивается еда.
Длому наверху притихли и задумались.
— Я сказал им, Ташисик, — сказал Ибьен. Затем внезапно он бросил на нее лукавый взгляд. — Среди нас есть поговорка, что даже после ста богатых поколений длому никогда не забудут чувство голода. И море и земля пусты. Оттуда я, оттуда ты. В деревне моего отца нас до сих пор учат этим стихам. Ты же знаешь, мы там старомодны.
Из толпы наверху донесся новый вид ворчания. Таша увидела, как Болуту отвернулся, пряча улыбку.
— Мы накормим их, глупый мальчишка, — крикнул кто-то. — За кого ты нас принимаешь?
Послышались неловкие кивки, но никто не пошевелился. Флаг с изображением солнца и леопарда развевался на ветру. Затем очень старая женщина-длому закричала голосом, похожим на визжащий шарнир:
— Вы люди!
Это было похоже на обвинение.