Я отпер камеру Паткендла; он вышел наружу — медленно & с достоинством, но выглядя больным. Из его глаз исчезла какая-то искорка. Возможно, я никогда бы не узнал о ее существовании, треклятой искорке этого парня (что я имею в виду, искорка? Вот ответ моего старого папы: если ты должен спрашивать, ты никогда не узнаешь), но понял, когда она исчезла.
— Выше нос, Паткендл, — сказал я гораздо веселее, чем чувствовал. — Корабль вне опасности, а ты вышел из тюрьмы. Попробуй эту змеящуюся штуку. Я случайно узнал, что они свежие.
— Давай, — сказал ухмыляющийся зеленогубый турах, — хотя они выглядят как большие черви.
Пазел дерзко посмотрел на него & откусил кусок хлеба.
— Я хочу, — сказал он, пережевывая, — закончить рассказывать Неде свой сон.
На глазах у солдат мы отнесли еду сфванцкорам. Пазел сел лицом к ним, скрестив ноги на полу. Они поели. Чтобы заполнить тишину, я рассказал о водопадах, о том невероятном способе, которым нас подняли в город. Пазел сидел там, отправляя в рот змей-бобы, & смотрел на свою сестру сквозь железные прутья. Его сестра, жрица Черных Тряпок: от этой мысли у меня кровь стыла в жилах. Та самая девушка, которую искали мои соотечественники во время осады Ормали. Тогда они избили Пазела до состояния комы — он отказался проводить их к убежищу своей сестры. Он лежал там, готовый умереть за нее. Может ли что-нибудь — время, обучение, религия — бросить вызов такой связи?
— Таша вымазала меня грязью, — продолжал рассказывать Паткендл. — С головы до пят. Ярко-красной грязью, которую она разогрела в горшке. Это было, — он взглянул на меня, слегка покраснев, — действительно хорошо. На пляже было ветрено; грязь была гладкой и теплой. Я уже говорил тебе, что произошло дальше.
— Она толкнула тебя, — сказала Неда. Полагаю, ее попытка говорить на арквали была предпринята ради меня.
— В гроб, — сказал Пазел. — Причудливый гроб, отделанный золотом. Она захлопнула крышку & заколотила ее гвоздями, а я пинал & стучал изнутри. Она закончила & оттащила гроб в прибой.
— И столкнула тебя в море, — сказал тот, что постарше, Виспек. Он поднял голову & посмотрел на меня. — Грязь, позолоченный гроб в волнах. Это похоронные обряды арквали, верно?
— В наши дни только для королей & знати, — сказал я, пораженный его осведомленностью о наших обычаях. — Это высокая честь, такого рода похороны.
— А та, кто раскрашивает тело?
— Любимая девчушка короля. Его, как-это-там, куртизанка.
— Неда считает, что сны очень важны, — сказал Пазел.
Глаза Неды холодно скользнули по мне.
— Сны — это предупреждения, — сказала она. — Если мы их не послушаем, то умрем.
— Это факт.
Она сказала что-то быстрое & сердитое на языке сиззи, & ее мастер хмыкнул в знак согласия.
— Девушка Исик хочет избавиться от него, — сказал он, — хотя когда-то она притворялась, что его любит. Как дорогая шлюха.
— Заткни пасть, — сказал я, поднимаясь на ноги. Но Виспек продолжал говорить.
— Она хотела сделать вид, что чтит его, что видит в нем равного себе. Неважно, что она из одной из самых могущественных семей Арквала, а мальчик — никто: крестьянин из страны, которую разрушил ее отец. Но она чтит его, хоронит как короля.
— Это ложь, — сказала Неда, жадно поглощая сыр. — Какая там честь, если его опускают в воду живым. Честь только после того, как он умрет.
— Прикосновение девушки было приятным в этом сне? — спросил Виспек.
Пазел неловко кивнул.
— Ну что ж, — сказал Виспек, — она хотела, чтобы предательство застало тебя врасплох.
— Хватит, — сказал я. — Ты скользкий зверь, Виспек. Ты пытаешься разделить нас & используешь для этого сестру Пазела. Клянусь Древом, ты продолжаешь старую войну, лады? Прямо здесь, на гауптвахте «Чатранда», в десяти тысячах миль от дома.
Виспек не сводил глаз с Пазела.
— Неда права, — сказал он. — Сны — это предупреждения, и их нельзя игнорировать. В следующий раз, когда ты почувствуешь эту ласкающую руку, можешь быть уверен, что за ней последует нож. Смотри под ноги.
— Я так и сделаю, Кайер Виспек, — сказал Пазел.
— Черт возьми, Паткендл! — пробормотал я. — Ты говоришь о Таше, раздери тебя краб!
Смолбой просто посмотрел на меня, продолжая жевать.
— Таше, — сказал он. — Таше Исик. — Словно фамилия что-то изменила для него.
Несколько минут спустя мы покинули гауптвахту, икшели бежали впереди и позади. Я был ошеломлен всей этой перепалкой. Что за ужасную чушь слушал Пазел в этой черной камере в течение трех безнадежных дней? Какими идеями напичкали его эти сиззи? Я пришел в бешенство, &, как только мы миновали КПП, стащил его с трапа & прижал к стене.