Он так и не узнал, чья очередь из автомата «АК-47» сразила его — израильтян или арабов, — но если бы и узнал, то это не имело бы для него уже никакого значения.
Ашбалы бросились в атаку. Покрытие первой ловушки обрушилось под весом молодой арабки. Заостренные стойки пронзили ее, но девушка не умерла. Ее истошный крик разнесся над склоном, перекрывая треск автоматных очередей.
Израильтяне оторопели, обнаружив, что арабы подошли так близко. Что же случилось с постами наблюдения и подслушивания? А с устройствами раннего обнаружения? Почему не сработал провокационный шквальный огонь? И где Брин со своим волшебным прицелом?
Трое ашбалов почти добрались до вершины, но напоролись на частокол из заостренных стоек. Одному из них стойка вонзилась в шею, второму — в грудь. А третьего с близкого расстояния застрелил стюард Авель Геллер из «кольта» Добкина.
Ловушки выполняли свое предназначение, но их было не так много, как должно было бы быть. Как только арабы проваливались в них, крики жертв отгоняли других в стороны, а тела умерших закрывали острые стойки, делая ловушки бесполезными.
В распоряжении израильтян сейчас имелось пять автоматов «АК-47», да и наступавших арабов было меньше, по сравнению с прошлой атакой. Но ашбалы использовали внезапность, а она всегда являлась очень важным фактором. И, кроме того, у Джошуа Рубина не было «узи», не вел стрельбу и Натан Брин из своей винтовки M-14 с ночным прицелом, хотя об этом еще никто не знал.
Группа ашбалов двинулась к выступу, где находилась позиция Брина. Этот участок израильтяне не простреливали. Арабы ориентировались на зеленый свет ночного прицела, лежавшего в пыли у основания выступа.
Но было у арабов и другое преимущество — опыт ночных боев с израильтянами. Прошлой ночью они были просто необстрелянными юношами и девушками, удивленными стойким сопротивлением израильтян. Но теперь ответный огонь уже не наводил на них невообразимого ужаса, и они испытывали просто естественный страх, что приходит с опытом. Ашбалы потеряли много братьев и сестер и мечтали отомстить. Хамади пообещал им, что в случае победы они смогут поступать с мужчинами и женщинами, как им захочется. А Ахмед Риш посулил большой выкуп за пленных. А еще нынешняя ночная атака отличалась от предыдущей тем, что перед ней Хамади произнес длинную вдохновляющую речь. И теперь каждый ашбал понимал, за что он сражается, или, во всяком случае, думал, что понимает.
Сотрудник Хоснера Яффе перелез через бруствер и пробрался между пиками частокола, чтобы забрать оружие погибших арабов. Он бросил автоматы обороняющимся, но, когда попытался вернуться назад, его настигла пуля, и Яффе покатился вниз по склону. Другой человек Хоснера Маркус подобрал автомат и запасные магазины араба, которого Авель Геллер застрелил из «кольта» Добкина.
Три дополнительных автомата были розданы двум мужчинам и женщине. И все же инициатива по-прежнему находилась в руках ашбалов, сейчас они оказались в той специфической ситуации, которая иногда возникает в ходе боевых действий, — отступление грозило им большими жертвами, чем наступление. Арабы слишком близко подошли к вершине холма.
Израильтяне расчистили склон перед своими позициями, разровняли землю, срыли глиняные бугорки, но ашбалы находились так близко от их позиций, что могли с учетом значительного превосходства в оружии и боеприпасах вести кинжальный огонь по брустверам, не давая высунуться обороняющимся. Каждый раз, когда израильтянам удавалось выглянуть из-за бруствера, они замечали, что автоматные вспышки становятся все ближе и ближе.
Пули впивались в брустверы, частично разрушали их, пробивали насквозь, валили на землю алюминиевые листы. Падали от пуль и заостренные алюминиевые пики, оставляя незащищенным пространство перед позициями израильтян. Тех обороняющихся, кто никогда не видел боя, просто изумило, какие огромные повреждения может нанести огонь стрелкового оружия.
Хоснер, Бург и Добкин стояли на командном пункте и выслушивали доклады посыльных. Добкин понимал, что инициатива находится в руках арабов и через несколько минут они ворвутся на позиции израильтян. Он положил руку на плечо Хоснера.
— Я остаюсь.
Хоснер грубо стряхнул с плеча его руку.
— Уходи, генерал. Прямо сейчас. Это приказ.
Добкин повысил голос, что делал крайне редко.