Хоснер понял, что ему не удастся вернуться за бруствер. Пространство было слишком открытым, а арабский снайпер засек его позицию. И вообще, с того места, где он лежал, Хоснер мог вести эффективный огонь только прямо перед собой. Нельзя было полностью использовать преимущества ночного прицела, да и патроны почти кончились.
Пуля ударила в каблук ботинка, и нога судорожно дернулась. Хоснер выругался, приподнимая голову. Он посмотрел в прицел, но арабского снайпера не увидел. Прикрывавшие охотников за снайперами ашбалы сменили магазины с трассирующими пулями на обычные и открыли огонь в направлении Хоснера. Он заметил, как напарник снайпера побежал к ашбалам, чтобы указать им его точное местонахождение. Хоснер выстрелил, и Сафар рухнул на землю, схватившись за бок.
Мурад тоже выстрелил, и Хоснер почувствовал, как обожгло ухо. Повернувшись, он выстрелил в силуэт снайпера, уже исчезающего в яме. Вновь прячась в своем укрытии, Хоснер ощутил, что его ухо залито чем-то теплым. Он совершенно некстати подумал о Мириам.
С него было достаточно. Подвиг ему совершать не хотелось, Хоснер чувствовал, что ашбалы с двух сторон приближаются к вершине холма. Обернувшись, он крикнул, стараясь перекричать автоматные очереди:
— Хабер!
Ответа не последовало.
Он крикнул снова:
— Хабер!
Ноеминь насторожилась. Разбитая и окровавленная голова Брина все еще покоилась на ее коленях. Она вспомнила, что несколько минут назад на позиции был Хоснер, но не знала, что с ним стало. Услышав снова его крик, Ноеминь не ответила.
Хоснер сорвал с себя рубашку и обмотал ею ночной прицел. Схватив винтовку за пламегаситель, он вскочил, раскрутил ее над головой и швырнул. Винтовка полетела вверх, на выступ разрушенной сторожевой башни, находившейся над ним, и мягко упала в пыль недалеко от Ноеминь Хабер, которая, услышав звук падения, инстинктивно поняла, что это и что ей надо делать. Она наклонилась и поцеловала Натана Брина в окровавленный лоб.
Приказ ввести в действие последние средства обороны был передан по всему периметру, и обороняющиеся начали выполнять тщательно отрепетированные действия. Сейчас предстояло пробовать на практике все средства, которые днем казались такими хитроумными, однако теперь, в темноте, появились сомнения относительно их эффективности.
В ста метрах к северу от выступа бывшей сторожевой башни раздался голос, громко кричавший по-арабски:
— Сюда! Здесь у них дыра в обороне. Сюда! За мной!
Два отделения ашбалов численностью восемнадцать человек бросились на голос. Они карабкались вверх, слушая команды. Никто в них не стрелял. Они подошли уже на пятьдесят метров к явно незащищенному брустверу. Еще несколько секунд, и они ворвутся в центр периметра и все будет закончено.
— Сюда! Быстрее! Наверх! — снова прозвучал властный голос.
Если бы во всей этой суматохе боя ашбалы обратили внимание на то, что голос звучит с легким металлическим оттенком и не совсем правильным палестинским акцентом, они бы воздержались выполнять эти команды. Но они решили, что, наверное, кто-то из командиров воспользовался мегафоном, и продолжали двигаться на голос, звучавший так близко от израильских позиций.
Ибрагим Ариф лежал на спине в небольшом окопчике за бруствером, он снова закричал в микрофон устройства громкоговорящей самолетной связи.
— БЫСТРЕЕ! ВПЕРЕД! НАВЕРХ!
Динамик громкоговорящей связи был установлен в тридцати метрах перед бруствером.
— БЫСТРЕЕ! ВПЕРЕД! СМЕРТЬ ИЗРАИЛЮ!
Арабы, бежавшие в полный рост, закричали:
— СМЕРТЬ ИЗРАИЛЮ!
Каплан, самовольно «выписавшийся» из лазарета, Маркус и молодая стенографистка Ребекка Ливни, которой только что вручили трофейный автомат, открыли огонь. Каждый из них выпустил в арабов по два полных магазина емкостью тридцать патронов.