Хоснер сел в кресло рядом с Мириам Бернштейн. Несколько минут они тихонько переговаривались. Стюард Дэниел Якоби, взявший на себя руководство обслуживающим персоналом, отдавал указания разносить пищу и напитки независимо от того, хотелось этого пассажирам или нет. Хоснер заказал двойную порцию шотландского виски. Он сделал очередной глоток.
— Не могу поверить в такое упущение с моей стороны.
Мириам Бернштейн тоже сделала глоток из его стакана.
— Они нашли способ сделать это.
— Но, как бы там ни было, ответственность несу я.
— Я все время думаю о Тедди… генерале Ласкове. Он попал в ту же самую ловушку, в которую попали мы все. Он бы действовал по-другому, если бы я не…
— Не могу поверить, что этим сукиным детям удалось осуществить свой замысел.
— Иаков… я слышала, кто-то говорил, что этот Риш знает тебя. Он грозился…
— Мне надо было пристрелить этого ублюдка, когда у меня была такая возможность.
— Он действительно передал по радио, что собирается?..
— Не слушай сплетни. В ближайшие дни их будет очень много.
Мириам положила руку на ладонь Хоснера.
— Помнишь, как ты пригласил меня… к себе домой…
Хоснер рассмеялся.
— Не надо говорить слова, о которых пожалеешь, когда мы вернемся в Тель-Авив. Я должен удержать тебя от этого.
Мириам улыбнулась.
— На самом деле я никогда не понимала тебя. Всегда восхищалась… но ты отпугиваешь людей.
— Мне не нужны никакие предсмертные исповеди. Для них еще не пришло время.
— Ладно.
Они сменили тему разговора. Подали обед, но ни Мириам, ни Хоснер так и не притронулись к еде.
Абдель Маджид Джабари быстро говорил с Ибрагимом Али Арифом по-арабски.
— Эта трагедия не поддается измерению.
Отвечая, Ариф стремительно поглощал пищу.
— Я чувствую себя просто ужасно. Словно Даниил в логове льва.
Джабари наблюдал, как его тучный собеседник набивает рот едой.
— Не думай всегда только о своих собственных переживаниях, друг мой. Нынешняя трагедия важнее них. — Он прикурил сигарету. — Я больше переживаю за евреев, которые поставили свои репутации и карьеры в зависимость от доброй воли арабов.
— И все-таки я испытываю личные переживания. Я не считаю себя виновным в убийстве. Переживаю, да… но вины за собой не чувствую. Чувство вины — чисто еврейское чувство. — Ариф бросил взгляд на нетронутый поднос с обедом Джабари. — Не возражаешь? — Он поставил полный поднос на свой пустой.
Джабари отхлебнул араки.
— Как бы там ни было, но логово льва вон там. — Он указал рукой в направлении «Лира». — А здесь находятся наши соотечественники. И ты должен смотреть им в глаза… не испытывая при этом неловкости. Пусть они не сомневаются, что мы разделим их судьбу.
Пережевывая пищу, Ариф рассмеялся.
— Это было бы удачей, мой друг. Ты же прекрасно знаешь, что, даже если их со временем освободят, с нами будет особый разговор. Для нас логово льва и там, и тут. Мы люди, не имеющие своей страны, народа, не имеющие пристанища. Мы обреченные люди. Я, пожалуй, поел бы еще. Стюард!
«Лир» свернул на север, и «Конкорд» последовал за ним. Самолеты покинули пределы Саудовской Аравии и влетели на территорию Ирака. Солнце уже опустилось к горизонту, на земле появились длинные багровые тени. Бекера начало одолевать беспокойство.
— Сколько осталось топлива?
— На полчаса полета, — ответил Кан.
Одной из особенностей, всегда восхищавших Бекера на Ближнем Востоке, было полное отсутствие сумерек. Темнота наступала буквально за минуту. Посадка при дневном свете где-нибудь не на аэродроме не предвещала ничего хорошего, а уж посадка в темноте могла стать просто катастрофой.
— Что закончится быстрее, Питер?
Кан понял, что имел в виду Бекер. Он уже открыл сборник таблиц.
— Солнце садится здесь в восемнадцать часов шестнадцать минут. Спустя пять минут заканчиваются навигационные сумерки. Сейчас восемнадцать часов одна минута. Значит, в нашем распоряжении двадцать минут светлого времени и топлива на двадцать девять минут полета. Примерно.
Впереди, над темнеющим горизонтом, Бекер уже мог видеть луну, появилось даже несколько звезд. Слева, на севере, загоралась Полярная звезда, отбрасываемые на землю тени удлинились и из багровых стали черными.
— Смотри! — воскликнул Гесс.
Бекер посмотрел сквозь лобовое стекло. Вдалеке земля полого уходила вниз, и он разглядел полоску пышной зелени. Между группами пальм извивалась река. За рекой, которая сейчас уже была почти под ними, Бекер увидел другую, большую извилистую реку. Тигр и Евфрат. Позади Тигра возвышались горы Ирана, высота которых достигала тысячи метров. Высотомер показывал, что рельеф с высоты ста восьмидесяти метров над уровнем моря теперь опустился почти до уровня моря. «Конкорд» летел в трехстах метрах над землей, и «Лир» не предпринимал попыток снова снизиться до высоты ста пятидесяти метров.