Забыв о дисциплине и субординации, генерал Хар спросил:
— А мы действительно не оставили этого намерения?
Премьер-министр оглядел командный пункт, немного помолчал, потом сказал:
— Я не знаю, генерал. «Конкорд 01» уже не вернешь. Но, думаю, настрой людей будет в огромной степени зависеть от того, что произойдет с «Конкордом 02». Почему террористы до сих пор не связались с нами, генерал?
— Понятия не имею.
Премьер-министр кивнул.
— Может быть, они не собираются…
— Что не собираются, сэр?
— Не обращайте внимания. Вы читали отчет, полученный из «Аэроспасьяль»?
— Да. Его содержанию точно соответствует поговорка: «С глаз долой — из сердца вон». Толку от этого отчета никакого.
Премьер-министр снова кивнул.
— А эти палестинские минометчики, похоже, вообще ничего не знают.
— Я бы удивился, если бы они знали.
— Может быть, мы упускаем что-то, Мотти?
Хар покачал головой.
— Нет. Я так не думаю. Мы делаем здесь все возможное. Связались с другими командными центрами ВВС от Тегерана до Мадрида, они нам помогают. Теперь все зависит от успехов разведки.
— Или если мистер Ахмед Риш соизволит позвонить нам и сообщить, что происходит.
— Я предпочел бы, чтобы мы выяснили это сами.
Премьер-министр бросил последний взгляд на командный пункт.
— Занимайтесь этим, Мотти. Позже я поговорю с вами.
— Слушаюсь, сэр. Где я смогу найти вас, если поступит срочная информация?
Премьер-министр задумался. В Тель-Авиве находились лучшие средства связи и транспорта, да и в других отношениях он был более безопасным местом. Министерство обороны настояло, чтобы во время любых кризисов Тель-Авив являлся центром руководства операциями. Но, с другой стороны, Иерусалим был столицей государства, и не только административной столицей, а сердцем и душой Израиля. Символом всеобщего духовного единства. И, даже если бы там остались только камни и изъеденная солью земля, как после ухода римлян, Иерусалим остался бы Иерусалимом.
— В Иерусалиме. Я отправляюсь в Иерусалим.
Хар кивнул и позволил себе улыбнуться.
Премьер-министр покинул командный пункт.
Тедди Ласков стоял один на бетонированной предангарной площадке в военном секторе аэропорта Лидды. Первые робкие лучи рассвета осветили небо на востоке и очертания Самарианских холмов, возвышавшихся над равниной Шарон.
Оторвав взгляд от неба, Ласков посмотрел на темные рулевые дорожки, где стояли двенадцать истребителей F-14, чуть освещенные огнями расположенного вдали здания международного терминала. Они стояли тихо, как часовые, охраняющие рубежи цивилизации и гуманизма. Люди называли их боевыми самолетами, но, по мнению Ласкова, их можно было с таким же успехом называть мирными самолетами. Он будет скучать без них. Будет скучать без запаха кожи и масла, без кофейного бара в помещении для дежурных экипажей, без потрескивания в наушниках. А особенно он будет скучать без мужчин и женщин, которые сделали ВВС Израиля не просто собранием дорогостоящих машин. От его первого самолета в России до последнего самолета в Израиле — или, как говорят летчики, от первых стояночных колодок до последних — прошло сорок лет. «Это в любом случае очень долго», — подумал Ласков.
Он повернулся и пошел к джипу, ожидавшему его, чтобы отвезти домой в Герцлию. Усаживаясь в автомобиль, Ласков позволил себе оглянуться назад.
Шофер включил фары, и машина тронулась по рулежке к дороге, ведущей из аэропорта. Ласков снял головной убор, китель и положил их на колени. Ветер, свистевший над лобовым стеклом, трепал его седеющие волосы. Он откинулся на спинку сиденья и подумал о Мириам. Ведь в течение нескольких минут ее судьба была в его руках. На самом деле судьба всей нации была в его руках, когда они сжимали штурвал его боевого самолета. А теперь в этих руках не осталось ничего, кроме головного убора и кителя. Вроде и хорошо было сбросить с себя тяжелую ношу командира, но Ласков ощущал пустоту и понимал, что очень скоро почувствует и одиночество. Без Мириам оно будет еще сильнее.