Сумерки продлились всего несколько минут после захода солнца, а потом наступила темнота, которую пилоты и военные называют окончанием вечерних навигационных сумерек.
Луна не появится еще несколько часов. Нападет ли Риш в темноте, как шакалы, или все же дождется восхода луны? Брин не заметил выдвижения ашбалов от ворот Иштар к рубежу атаки. У подножия холма расположилась только редкая цепь часовых. Но это ничего не значило. Если Риш собирается атаковать под покровом темноты, то и выдвигать своих людей на рубеж атаки будет в темноте. Любой командир так бы поступил. Значит, у обороняющихся было еще около получаса до начала возможной атаки. Достаточно времени, чтобы похоронить Моисея Гесса.
Она опустилась на колени рядом с Хоснером, лежавшим в неглубокой яме.
— Ну и местечко же ты нашел, вылезай отсюда.
— Здесь уютно, как в колыбели. — Хоснер не заметил ее приближения. Как же, черт побери, она отыскала его, откуда узнала, что он здесь? Должно быть, находилась где-то поблизости, когда еще было светло.
— Совсем не похоже. Здесь грязно и страшно. Вставай. Начинаются похороны.
— Так иди на них.
— Я боюсь. Вокруг совсем темно. Проводи меня.
— Никогда не хожу на похороны по воскресеньям. У нас есть еще пятнадцать минут. Давай лучше займемся любовью.
— Не могу.
— Из-за Ласкова?
— Да. И из-за моего мужа. Мне не нужны новые сложности.
— У меня много недостатков, Мириам, но сложностей я не создаю. — Хоснер мог слышать ее дыхание. Она была очень близко, может быть, меньше чем в метре от него. Он мог дотронуться…
— Неправда. За Тедди я смогу оправдаться. А вот за тебя — нет… ни перед кем. И уж тем более перед собой.
Хоснер рассмеялся, засмеялась и Мириам, одновременно всхлипывая. У нее перехватило дыхание.
— Иаков, ну почему я? Что ты нашел во мне? — Она помолчала. — И что я нашла в тебе? Ведь я все в тебе ненавижу. Почему такое случается с людьми? Если я ненавижу тебя, то зачем я здесь?
Хоснер протянул руку и нащупал запястье Мириам.
— Так почему же ты пришла ко мне? — Мириам попыталась вырвать руку, но Хоснер не позволил. — Если ты идешь к дикому зверю, то должна знать, что будешь делать, когда окажешься в его логове. Особенно если надумаешь вернуться назад, но обнаружишь, что он стоит у входа в логово и не выпускает тебя. Если он может говорить, то обязательно спросит тебя, о чем ты думала, направляясь к нему. И на этот случай у тебя должен быть приготовлен разумный ответ.
Мириам молчала, но Хоснер слышал, как ее дыхание становится более учащенным. По ее телу пробежало какое-то животное возбуждение, и Хоснер почувствовал это. Ритм ее дыхания изменился. Хоснер мог поклясться, что ощущает какой-то запах, подсказывающий ему, что она готова. В темноте, без всяких видимых признаков, он понял, что ее сопротивление сломлено, и удивился тому, как обострилось восприятие всех его органов чувств. Хоснер слегка потянул Мириам за запястье, и она, не сопротивляясь, скатилась в его пыльную яму.
Пока Мириам лежала на нем, Хоснер помог ей раздеться, потом они легли на бок лицом друг к другу, и он разделся сам. Кожа Мириам была гладкой и прохладной, точно такой, какой Хоснер и представлял ее себе. Он прижался к ней губами и почувствовал, что она отвечает на его поцелуй. Мириам легла спиной на скомканную одежду и раздвинула ноги. Хоснер опустился между ее ног, почувствовав, как ее упругие ляжки обхватили и сжали его тело. Он вошел в нее и замер. Ему хотелось видеть выражение ее лица, и ему было очень жаль, что из-за темноты он не может его разглядеть. Хоснер сказал об этом Мириам. Она ответила, что улыбается. Тогда он спросил, улыбаются ли ее глаза, и Мириам сказала, что, наверное, улыбаются.
Тело Хоснера медленно задвигалось. Мириам моментально отреагировала на это. Он почувствовал, как затвердели ее соски, жаркое дыхание обожгло грудь и шею.
Хоснер просунул руки под ягодицы Мириам и приподнял ее. Когда он проник в нее еще глубже, она тихонько вскрикнула. Ночь была невероятно темной, но звезды уже засияли ярче, и он наконец-то увидел ее глаза — черные, как само небо, в которых точками отражались звезды.
Мириам начала порывисто двигаться, ее ягодицы энергично врезались в теплую пыль. Хоснер слышал свой голос, шептавший такие слова, которые он мог произнести только в полной темноте. И Мириам отвечала ему, тоже защищенная темнотой, словно ребенок, который закрывает лицо руками, рассказывая свои самые сокровенные секреты. Голос ее сделался более громким, губы стали жадно ловить воздух, по телу пробежал легкий трепет, и она забилась в безудержном оргазме. Тело Хоснера на секунду напряглось и задергалось в конвульсиях.