– Могу поклясться честью.
– Честью это вы можете присягать королю, – рявкнул решительный голландский еврей, – нам же дашь клятву на кресте с Иешуа Христом, а если нет – тогда испортим тобой новейшую плавку чугуна.
Сен-Мар, привыкший больше к лести, чем к угрозам, побледнел от бешенства, но довольно быстро исполнил требование иудея. Тем временем, вместе с экстраинтендантом подошли Мирский с Грудженсом, тоже крайне возмущенные самоуправством англичанина. Помимо того, они обвиняли его в том, что никто им о прибытии чужаков не сообщил.
– Так ведь это же я отвечаю за Мон-Ромейн, – буркнул Фоули.
– Да, за программу действий, но не за безопасность, – воскликнул Мирский. – Для этого имеется Фушерон.
– К сожалению, капитан отсутствовал, – объяснялся инженер, пытаясь доказывать, что, по его мнению, запреты кардинала никак не могли относиться к королевскому сановнику. Сен-Мпр, стоя сбоку, поначалу только слушал и молча покусывал ус. Только ему сделалось не до смеха, когда синьор Фаллачи, подкрепленный Бержераком, приказал, чтобы маркиз, отдав шпагу, признал себя его пленником.
– Маркиз, попрошу вашу шпагу, – повторил Сирано.
– Ты понятия не имеешь, что творишь, вьюнош, – воскликнул возмущенный фаворит Людовика XIII. – Неужто ты желаешь пленить члена Королевского Совета?
– Насколько мне известно, маркиз, членом Совета вы еще не стали. Опять же, задержать мы вас намереваемся только лишь до выяснения всего дела. Мы немедленно вышлем гонцов к Его Высокопреосвященству с сообщением о вашей инспекции, а так же с вопросом, что нам следует делать далее.
– Шутки у месье не самого высокого пошиба, – ответил на это Сен-Мар. – Если сегодня к вечеру я не возвращусь в аббатство, капитан де Труасвилль поставит под оружие свой полк, отправляющийся в настоящее время под Русильон. А это всего лишь день дороги отсюда.
У месье де Сирано на кончике языке уже был ответ, что Мон-Ромейн не боится и целой дивизии, но оставил это намерение, когда его потянули в угол ван Хаарлем, Мирский и Фаллачи. Только через какое-то время он, уже спокойно, предложил:
– Тогда вы, маркиз, сообщите своим людям, что будете нашим гостем на пару-тройку дней.
– А если я этого не сделаю? – У нас здесь имеется письменный ordonnance Его Высокопреосвященства, позволяющий чужака или кого угодно, независимо от сословия и положения, кто на территорию Мон-Ромейн вторгся или помешал бы экспериментам, тут же и неотвратимо казнить.
– Дайте мне бумагу, я напишу, – скрежетнул зубами великий конюший, посчитав, что теперь следует потянуть время.
– Месье не следует ничего писать, – ответил ван Хаарлем. – Передайте пароль своим людям, м отошлем его телеграфом.
Тут все перешли в помещение, где находился странный аппарат, усевшись за который, ван Хаарлем начал выстукивать пальцем.
– И какой же пароль на сегодня? – повторил вопрос Барух.
– "Генрих и лилии. Огонь в полночь", – процедил сквозь стиснутые зубы Сен-Мар. – И можете передать, что, ожидая меня, они могут не щадить монашеских винных подвалов.
До вечера пленник, посаженный под символическую охрану из вооруженного слуги в помещении, обычно служащем спальней для гостей из монастыря, если тем приходилось заночевать в лагере, не доставлял никаких хлопот. Он выглядел на согласившегося с мыслью, что ничего больше посещать не станет, попросил книги, и рано пошел спать. Ученые вернулись к своим делам; один лишь Фоули, весьма расстроенный, передал командование Мирскому и, закрывшись с кувшином вина, выходить из своих комнат не пожелал.
Понятное дело, что спокойствие Сен-Мара было деланным, ему было важно усыпить бдительность хозяев. Незадолго перед полуночью молодой человек поднялся с нар, зажег керосиновую лампу и постучал в дверь, чтобы подозвать дремлющего в прихожей охранника.
– Чего? – буркнул не проснувшийся охранник.
– Идите-ка сюда побыстрее, приятель.
– Что случилось?
– Когда я спал, на меня вскочила громадная крыса, чуть в горло не вцепилась, но я бестию согнал, теперь она сидит под кроватью, а я никак не могу ее оттуда достать.
Охранник, добродушный овернец с круглым лицом военного придурка, открыл дверь и, склонившись, пытался заглянуть под ложе. И в этот самый момент Сен-Мар солидным томищем in folio, переполненным максимами святого Августина, грохнул его по шее так, что парень упал без признаков жизни. Маркиз связал его и забил в горло кляп из кусков, предварительно порванной простыни, после чего забрал полушубок и осторожно выскользнул наружу. Ночь была безлунной, безоблачной и очень холодной. Небо было покрыто тысячами звезд. Продвигаясь под стенами, где тень была наиболее плотной, Сен-Мар добрался до сарая с распределительной станцией. Никто не позаботился о том, чтобы тщательно закрыть дверь, так что, с помощью тонкого стилета, который был спрятан в голенище ботфорт, маркиз быстро справился с запором. Оставался стеклянный шкафчик. Но тут Сен-Мар воспользовался драгоценным бриллиантом из собственного перстня, и, сделав с его помощью отверстие в стекле, добрался до рубильника и, подражая движению мистера Фоули, сильно повернул его вниз.