Вот я ему и говорю, переходя от низа живота до пупка, и проникая щеточкой в него, что всегда ждала очередного своего похода в душ. Мыться стала не один и не два, а три раза в день. Говорю, что мило было наблюдать за тем, как он эти видеозаписи потом рассылает своим подругам и говорит какая я сумасшедшая.
- Когда-то помню, Паш, ты Алинке отправил два видео, а потом добавил файл,- спокойно и нежно говорю я, не двигая щеткой, чтобы дать вспомнить. - В том файле были вложения со всеми остальными видео. И их было девяносто три.
Я наклоняю голову к его рту и ощущаю запах ацетона. Такой запах встречается у людей, чей организм испытывает голодание или недобор веса. И он чем-то напоминает лук. Но мне не было противно, потому что я вошла в Пашино положение и учла, что он не может открыть холодильник, или заказать доставку.
- Выходит, ровно тридцать два дня подряд ты записывал мои водные процедуры.
Я смотрю на то, как он быстро кивает. Так кивают люди, которые куда-то торопятся, которым что-то срочно понадобилось. Которые окончательно отважились и не желают мешкать.
Я легонько вставляю свой указательный палец в его пупок и проворачиваю. Его пупок- милая ямочка. Пылесборник, не более. Я достаю из него кусочек чего-то легкого и серого. Это обычный волосяной комок. Попал, быть может, ночью, с одеяла. Я опускаю палец в чистый пупок ещё раз.
- Теперь надо почистить его щёточкой, чтоб выгнать мелкие пылинки.
Он так быстро завертел головой влево-вправо-влево-вправо-влево-вправо-влево-вправо-влево-вправо.
И,в соответствии с его несогласием, я запускаю жесткую щетку в его ямку, и начинаю чесать до красноты.
Щих-щих-щих!
- Нет! Я в жизни не поверю, что это больно! Всем нужно мыться и чистить свои укромные места, - сообщаю я Пашке. - А ещё нужно полоскать рот и промывать глаза. А если и больно, то это из-за скопившейся грязи. Ее надо вычищать.
У Пашки был такой болезненный вид, от голода. Я положила щетку рядом с ним и пошла на кухню. Первое, что пришло мне на ум, взять стакан воды и соды. Размешать и дать выпить. Если мне не изменяет память, то сода имеет свойство очищения.
Я взяла стакан и пришла в комнату. Паша попытался снова, зачем-то, дернуться, но ничего не вышло.
Я посмотрела на его заклеенный рот и ощутила кошек внутри себя. Если я хочу напоить его, то мне придётся сорвать все ленты и скотч, а я не хотела причинять ему боли. У него же сдерется кожный покров и повсюду будет кровь. А потом нужно будет мучиться и лечить раны, и мы ещё долго не сможем целоваться.
- Паша, я боюсь срывать твой скотч. Тебе будет слишком больно. У меня рука не поднимается.
Пашкин понимающий взгляд так спокойно шёл по комнате. Он рассматривал, казалось, все вещи на полках, все мягкие игрушки, что когда-то мне дарил.
Теперь мне предстоит сделать ему больно и он закричит. И я уверена в этом. Я боюсь, что его губы оторвутся вместе со скотчем и повиснут у меня в руке. Я не хотела держать Пашкины губы.
- Кто это сделал?!
Но он лишь бестолково кивнул и закрыл глаза. На лице растопилась, как мороженое на жаре, удовлетворённая улыбка. Должно быть,у него горячка.
- Паша, посмотри на меня. Паша, скажи, кто это мог сделать? - откуда мне знать с кем он там дружил на стороне. Любой мог войти в наш дом и надругаться над ним.
Я должна была выслушать то, что хочет сказать Пашка. Но как только представляла, что отрываю ему губы, чувствовала звоночек в мозгу, вызывающий толкательный эффект, благодаря которому мой мисо-суп, съеденный в обед, поднимался к гортани.
Выходило что-то странное. Я не знала чего хочу больше, услышать , что он скажет или забрызгаться кровью, сделав ему очень больно. Мне никогда в жизни не было так тяжело, как сейчас.
- А я тебя люблю, Пашка.
Но в ответ слышу только:
-Гм! Мммма! Хыыыхаа! Ммыы!
И я отвечаю, что меня тоже надо любить.
Потом я спросила, не было ли при себе у насильника острых и ядовитых предметов, и не оставлял ли он в комнате улик.
С нижних этажей доносились звуки бьющейся посуды и женские крики.
-Вот что бывает, - говорю я. - Когда заканчивается любовь. Я бы так ни за что не кричала на тебя.
Пашкины глаза делают соглашающийся вид, но, одновременно с этим, он будто старается меня прогнать.
Я снова иду на кухню, достаю сковороду, мою ее под горячей водой, затем наливаю кокосового масла и разжигаю конфорку.
Через несколько секунд раскаленное масло начало потрескивать. Я хотела, чтоб Пашке было слышно как готовится еда, и подлила ещё масла. Треск был оглушительный. Я открыла дверцу холодильника и достала две молочные сосиски с сырной начинкой. Сняла с них пленку и очень медленно уложила на сковороду. Масло зашипело пуще прежнего, и я отбежала, боясь испачкаться и обжечься. Иногда масляные капли стреляли в меня и резали по коже.