Он был величественным. Зеркальные башни, соединённые тонким мостом, отражали небо. Один фасад — светлый, ослепительно белый, украшенный солнечным орнаментом. Второй — тёмный, как ночь, с узорами из ноктиумного стекла, которое мерцало тенями.
Два Лика — Дня и Ночи, от которых зависела жизнь Альбигора.
Рекруты Лунных и Солнцерожденных выстроились вместе. Не рядом, конечно. Просто… в одном пространстве. Мы — в черно-фиолетовом с серебром. Они — в бело-золотом. Вся сцена выглядела как театральная постановка, которая должна была продемонстрировать городу идеальный баланс и крепкий мир.
В этот момент над куполом раздался глубокий, колокольный звон. Один раз. Второй. На третий в храм вошли двое. Каждый со стороны своей башни.
Первый — Герцог Варейн, глава Лунорождённых. В чёрной мантии с серебряными узорами, его Тень шла рядом, принимая форму тонкой волны, скользящей по полу. Высокий, отточенный временем профиль, цепкий взгляд.
Второй — Доминус Лукретий, глава Солнцерождённых. Он был одет в ослепительно белый мундир, за его плечами покачивался длинный золотой плащ. У Солнцерождённых не было Теней, но были Блики. Блик — сгусток света, мерцающий за его спиной, как ореол. Я впервые видел такой яркий Блик.
Они встретились у подножия алтаря — гигантской статуи, изображающей свет и тьму в человеческом обличии. Молчание в зале стало плотным, как ткань.
— В день Равенства, — произнёс Варейн, голос его был глубоким, — мы вновь вспоминаем о Переплетении. О том, что свет и тьма — не враги, а половины целого. Что ни один из нас не может быть полным без другого.
— И что кровь, пролитая в прошлом, не должна вновь вызывать бурю в настоящем, — подхватил Доминус. — Мы — стражи этого города. Не враги, но хранители древнего баланса.
Они протянули руки — каждый коснулся чаши у подножия статуи.
Произошло нечто странное: Блик Доминуса и Тень Герцога начали переплетаться над чашей. Не сражаясь, не уничтожая друг друга, а создавая странную вязь из света и тьмы. Это была какая-то неведомая магия. Очень красивая.
— Равенство не всегда значит согласие, — сказал Варейн. — Оно значит признание. Признание того, кто стоит напротив.
— И обещание, — добавил Лукретий. — Что в Альбигоре будет мир, пока эта чаша полна.
Свет и тьма в чаше вспыхнули одновременно, слившись в серебристо-золотой пульс, и погасли. Все вокруг разом выдохнули. Я в том числе. Моя Тень дрожала. Как струна.
Это было величественно. И тревожно. Слишком уж органично слились в этом ритуале свет и тьма. Словно когда-то они уже были едины. И распались.
Теперь они лишь играли в равновесие. Осколки чего-то великого, единого.
Когда свет и тьма в чаше вспыхнули и слились в ослепительное серебро, все в зале задержали дыхание. Даже Тени, обычно живущие своей волей, замерли. Их силуэты вытянулись, как будто ловили отголоски древнего, слишком древнего эха.
Первыми отреагировали магистры. Магистр Салине слегка склонила голову — знак уважения или тревоги, не разобрать. Лицо магистра Ясби побелело, он стиснул жезл так, что побелели костяшки пальцев. Магистр Трейн, глава Архива, записывал происходящее в артефактный свиток, не отрывая взгляда от чаши, будто боялся, что упустит что-то важное.
А затем чашу принялись наполнять. Из каждого клана по очереди выходили маги и воины, магистры и наставники — и каждый нес кубок с водой. У Лунорождённых вода была тёмной, почти чёрной. У Дневных — белой, полупрозрачной.
Они выливали свою воду по очереди, пока чаша — символ равновесия — не наполнилась до краёв.
Толпа за нашими спинами пришла в движение. Кто-то — в благоговении, кто-то — в явном шоке. Старшие члены кланов обменялись короткими взглядами.
Я смотрел на чашу и чувствовал, как моя Тень дрожала. Не от страха, а от… голода. Она словно узнала ту ткань, ту вязь, что создали Герцог и Доминус. Словно когда-то — очень давно — была частью этого танца. Или разрушила его. Я чувствовал отклик. Будто внутри меня была часть, которая знала, как переплетаются свет и тьма. И знала, как их разорвать.
Тень Герцога первой отделилась от чаши. За ней — Блик Доминуса. Они повернулись и пошли прочь, каждый в сторону своей башни храма.
Церемония закончилась.
Но в воздухе пахло не равенством.
Пахло грозой.
Сад за Храмом Двух Ликов был единственным местом, где можно было позволить себе немного выдохнуть. Обширный, но словно специально запущенный: тенистые аллеи, небольшие фонтаны, скульптуры и скамейки, спрятавшиеся в самых неожиданных уголках.
Элвина отдыхала у каменного фонтана в виде воина с мечом. Сидела на скамье, завернувшись в плащ, и пила что-то из изящной серебряной фляжки.