— Как удобно, — протянул я. — Ты почти расчистил себе дорогу к власти. Осталось лишь убрать меня.
Я видел, как его губы скривились в ярости, но он не успел ничего сказать.
Потому что Тень — моя Тень — поднялась сама.
Она взметнулась за моей спиной, будто вздох чёрной бури, и направилась к нему, нависая словно лезвие топора. В зале тут же зашептались, кто-то вскрикнул. Один из жрецов машинально начертал руну защиты на внутренней стороне запястья.
— Тихо, — велел я. — Назад.
Тень остановилась. Замерла на миг, потом отступила, растекаясь по полу.
Фиор молчал. Глаза его метались, как у человека, который впервые понял, что теряет контроль над ситуацией. И не потому, что я говорил убедительно. А потому что вся его жизнь — роскошная, нарисованная правильными линиями — дала трещину.
Я взглянул на Доминуса. Он не сказал ни слова. Но я увидел: он понял.
И ему было больно. Это был взгляд человека, увидевшего, как всё, чем он так гордился, обращают в пепел.
Мы встретились глазами. Он не отвернулся. Просто смотрел. А я не отвёл взгляда.
Я хотел, чтобы он видел, кого воспитал.
— Господа, — раздался голос одного из советников. Пожилой, дрожащий. — Простите, но… мы, к сожалению, не располагаем достаточными сведениями, чтобы сделать окончательные выводы. Тело наследника Риониса было возвращено в состоянии, не позволяющем установить точную причину гибели. Других свидетелей тех событий у нас нет. А это означает, что…
Он повернулся к залу, будто бы ища у кого-то поддержки.
— … что слово принца Солнцерождённых идёт против слова… простого рекрута.
И тут заговорил Тарен Сойр.
— Против слова Лунного стража, — сказал он спокойно. — Этот рекрут прошёл наши испытания. Он носит знак Меча и Полумесяца. Он доказал своё право быть частью нашего клана. И никто в этом зале не имеет права ставить под сомнение его статус.
Фиор опустился обратно на место. Он всё ещё сжимал кулаки и прерывисто дышал. Но теперь в его глазах больше не было высокомерия.
Только ярость.
И, кажется, в глубине этой ярости, в самой её сердцевине, рос страх.
Потому что он понял: мне начинают верить.
Варейн, напротив, выглядел почти утомлённым. Как коллекционер, у которого на глазах пытаются отобрать самую редкую вещь в собрании. Он был тем, кто не сдаёт позиции. Он знал: я — оружие, слишком острое, чтобы вот так просто отказаться от него. И уж тем более — отдать в руки тех, кто затеял эту комедию.
Но я тоже знал кое-что.
Если мы продолжим в том же духе, кланы сорвутся с цепей. Пойдут слухи. Потом требования. Потом ультиматумы. И в Альбигоре прольётся слишком много крови.
Мне не нужны были мертвецы. Я и активная война. Я намеревался действовать тоньше.
Я шагнул вперёд и остановился в центре круга. Посмотрел на старейшину, который только что успел сесть обратно. Он вздрогнул, не ожидая, что я нарушу порядок.
— Требую слова, — сказал я.
Все притихли. Советник, которому досталась честь вести заседание, поднял голову.
— Лунный страж Ром… — он сделал паузу. — Говорите.
Я повернулся к Фиору. Улыбнулся. Очень мягко. Почти по-доброму.
— Древний устав Альбигора предусматривает механизм решения конфликтов между великими кланами. Механизм, позволяющий избежать войны, ненужных смертей и нестабильности в городе. Вы все знаете, что это.
— Поединок, — выдохнула Салине. И улыбнулась.
— Именно, магистр, — кивнул я. — Бой один на один. Без магии кланов, без артефактов, древним примитивным оружием. Это единственное разумное решение, которое я вижу и предлагаю Совету. Пусть Небо само явит, кто из нас прав.
Тишина, которая наступила после этих слов, была почти священной.
А потом — как водится — начался гул. Шёпот. Перешёптывание. Кто-то вскочил, кто-то начал спорить, кто-то тряс потрёпанными копиями Устава Альбигора.
У Фиора медленно сползла улыбочка. Он не ожидал. Не был готов к такому повороту событий. Он думал, что пришёл сжигать остатки прошлого — а пришёл на собственную кремацию.
И это было восхитительно.
Я смотрел на него — и видел, как просыпается понимание. Как в его голове начала складываться картина, где я не просто выжил, не просто вернулся. Но и начал мстить.
Советник, в чьей власти было последнее слово, встал.
— Согласно Уставу, древнее право поединка может быть приведено в исполнение, если обе стороны, то есть кланы, дают своё согласие. — Он перевёл взгляд на Варейна. — Герцог?