Я уверенно отодвинула шатающегося хроса от двери и, распахнув ее, вошла внутрь. В лицо ударило запахом спиртного и полевого табака. Несколько простых деревянных столов с шумными компаниями, несколько столов-одиночек, пара люстр с догорающими свечами, узкая лесенка в углу к верхним комнатам, все как везде. Я прошла в глубину зала к владельцу таверны — седоволосому Марлу, крутившемуся за стойкой с двумя парами полных кружек эля. Еще три штуки стояли рядом, исходя сбитой пеной.
— Сегодня тише обычного, — вместо приветствия бросила старику и села на один из высоких стульев рядом со стойкой. — Теряем обороты?
Марл хмыкнул и с чувством поставил кружки на отсыревший от пенного деревянный поднос. Брызги тут же впитались в шершавую поверхность. Пьяно переваливаясь с ноги на ногу, к стойке подошел хрос и, хлопнув старика по плечу, заказал двойную порцию табака с травами. Марл с услужливой улыбкой покивал, достал из внутреннего кармана мешочек. Вдруг глаза его сверкнули фиолетовым — совсем чуть-чуть, неопытный и не заметил бы. А я ухмыльнулась, глядя, как зачарованный хрос расплачивается за четыре мешочка вместо одного.
— Недурно, — качнула головой, стоило хросу отойти.
Марл усмехнулся и продолжил составлять на подносе кружки.
— Элька, заказ к столу у второго окна, поживее! — крикнул он куда-то наверх.
Я подняла бровь. Служка, похоже, не торопилась выходить оттуда, куда бросил гневный взгляд Марл. Вот обслуга пошла! Я дернула плечом и устроилась поудобнее.
— Кружку ардского, — сказала, хлопнув по столу парой кристалльных бусин.
Марл кивнул и отошел к бочке.
— Ты давненько не заходила, — проскрипел старик, отодвинув маленький жестяной кран. В подставленную кружку мгновенно потекла тонкая темная струйка. — Стряслось что?
Я качнула головой.
— Решила проведать старого друга.
Послышался тихий смех. Марл дернул кран и поставил передо мной кружку ароматного эля, затем оглядел зал, махнул рукой и сел напротив.
— Да на тебе лица нет, — ласково произнес он, потрепав меня по щеке. — Выкладывай, что там у тебя.
Если бы я знала Марла чуть хуже, наверняка решила бы, что он такой вот старый добрячок. Но его выдавали глаза — слишком цепкие, алчные. Расслабишься — того и гляди, станешь одной из его девочек. Или заплатишь втридорога за кружку эля…
— Может, после пары кружек, — уклончиво ответила я.
Вряд ли я задержусь здесь. Мне просто необходимо было отвлечься и перевести дух, а рассиживаться в таверне до утра, как в былые времена, в планы не входило.
Марл кивнул.
— А у меня тут новенькая, подрабатывает дважды в неделю по ночам, — поделился он, кивая в сторону. — Кирла не справляется, просила о замене. Пришлось взять.
— Новенькая — это та, что никак не вернется из жилых комнат? — поинтересовалась я, делая глоток.
— Ага. Дрыхнет там небось, а я тут работай, — вздохнул Марл.
— Так уволь.
— Не могу, — развел он руками. — Сюда мало кто идет, невыгодно в наше время служкой. А заплачу больше — сам в минус уйду.
Я понимающе качнула головой и сделала еще один большой глоток. В голове понемногу успокаивались мысли, и даже появилось желание их обдумать.
— А вот и ты, бестолочь! — вдруг гаркнул Марл, вставая. — Живо за работу!
Я бросила взгляд на девушку, что в переднике служки вышла с верхнего этажа. Во рту пересохло. Знакомое до боли лицо — мое собственное. Только чуть более заостренное и уставшее. Да и волосы сестра никогда не отращивала — с детства предпочитала короткие стрижки.
Марл перехватил мой взгляд и понимающе кивнул.
— Вот об этом я тебе сказать и не успел.
— Прошу прощения, Марл, — бросила сестра, старательно избегая моего взгляда.
Она схватила поднос и ушла к столику возле окна, и раздав эль хросам, на клочке бумаги стала деловито записывать следующий заказ.
Глава 26
Я опустила взгляд в кружку. На сестру смотреть совершенно не хотелось. В детстве, кажется, мы были близки… Но это было так давно, что и вспоминается с трудом. Помню, как вместе бегали к полю за две улицы от дома, собирали травы, ловили жуков и бабочек. Праздновали дни рождения, смеялись над глупыми соседскими мальчишками, ходили в пекарню за свежими булочками, когда мать давала лишнюю кристалльную бусину на двоих.
А потом все резко изменилось. Думаю, поначалу дело было в матери, которая с наших двенадцати лет стала проводить больше времени с Аглэллой наедине, а меня отправляла чистить овощи для кухарки в своем борделе или мыть полы. Тогда я обижалась, но после — поняла, что мне могла достаться участь похуже. Кроткость характера и миловидная внешность позволили сестре со временем стать одной из лучших девочек борделя, мало того — по ее же словам, это было здорово. Может, в чем-то она была права, кто знает? И работа несложная, и пристроена. Я же всегда была белой вороной, и что-то внутри заставляло желать совсем другой жизни.