Справедливость! По-разному мы её понимаем. У женщин чувство справедливости идет от сердца, у мужчин от головы. Мужчины обижаются, когда им говорят, что они ничего не стоят. А если они про нас то же самое утверждают, разве мы не имеем право выражать несогласие отрицательными эмоциями?
Мы, видите ли, обязаны подчеркивать, какие они умные – хоть это и не всегда правда, – а они лгать, что мы красивые? Зачем? Мы любим комплементы? Много меньше, чем мужчины. Лично я настороженно к ним отношусь. За ними обычно следуют просьбы в чем-то помочь. Удобная позиция. Нет, чтобы заняться вопросом уравнивания шансов мужчин и женщин, а они, принизив нас, хотят выглядеть на фоне «красивых дурочек» более значимыми. Понимаю: мужчине комплимент об его уме дороже, чем об его красоте. Для нас на работе – тоже. Говорят, мужчине очень важно, чтобы ему сказали, что он хороший. А женщине так не надо?
А в семьях? Некоторые не от большого ума, а от переизбытка мужского самолюбия утверждаются «на стороне». А каждой женщине хочется видеть рядом с собой достойного, порядочного мужчину, чуть умнее себя или хотя бы равного… К чему это я? Не слишком ли бабское, мещанское меня одолело? Докатилась!» – поймала себя на банальной мысли Елена Георгиевна и рассердилась: «Что за грустно-своенравное настроение? Возраст во мне говорит? Сдавать стала. Цепляюсь за место. Боюсь, что могут досрочно на пенсию отправить, а успокаиваю себя тем, что будто бы всё делаю в пику мужчинам. Все мы теперь в игры играем. Одни будто бы правду говорят, другие будто бы верят…»
«Разнюнилась!» – опять, спохватившись, одернула себя Елена Георгиевна и остановила свой никчёмный вихрь мыслей.
А шеф всё рядом стоял, как приклеился. Елена Георгиевна испытующе посмотрела на него и тихо невинным голосом сказала:
– Сделка наша далеко не обоюдовыгодная – будем взаимно откровенны. Желаю чем-то вознаградить свою группу за дополнительную работу. В пределах разумного, конечно.
А сама подумала: «На что рассчитываю? Ну, если только на любезность. Даст денег – держи карман шире. Он, может, и захотел бы, да зам «зарежет», из списка вычеркнет. Знает, что из горла не стану вырывать. У меня правило: когда ничего не просишь, ты независим. Но я прошу заслуженное, заработанное, а не подачку. В лучшем случае он мне предложит…
Иван Петрович прервал её мысли и тоже тихо ответил:
– Спроси, что полегче. Запиши себе в актив, – это всё, что я пока могу тебе пообещать, а там дело видно будет. Не беспокойся, всё учту, в претензии не останешься. Изыщем средства. Надеюсь, мне представится такая возможность…
«Не договорил. Несколько туманно, расплывчато высказался. Наверное, хотел намекнуть: если удержусь в кресле. От комментариев вслух воздержусь. «Запиши в актив…» – разочарованно усмехается Елена Георгиевна. – Капитализм, а он ко мне со старыми мерками. Может, ещё грамоту предложите? За похвалу колбасы сыну не купишь, а ему всего ничего годков-то, ещё расти и расти. И учиться надо…
Некоторые из коллег, из моей группы, наверное, меня ненавидят. Но ведь не уходят. А большинство благодарно за то, что выживаем достаточно благополучно. Хотя икрой свой хлебушко давно не намазывали поверх маслица. Весьма кстати окажется и сегодняшний, вроде бы несытный договор. А премию я с шефа всё-таки стребую».
Собрание продолжалось. Мысли Елены Георгиевны неожиданно потекли в другом русле: «Что изменилось за последние годы в институте? Наглых лодырей убрали. Это хорошо, нечего нахлебников плодить, а блатных не уменьшилось. Как и прежде, им платят больше. Говорят, в Японии блата нет. Сказки? Как и раньше, женщин в основном только используют, самим не дают выбиться в «люди», оценивают личность человека по полу и характеру, а не за то, что и как он делает. Сотрудника всегда могут оболгать, опорочить завистники, хотя результаты работы ведь никуда не выкинешь.
Не приходится надеяться, что со временем ситуация изменится сама по себе, тем более что самое эффективное средство, чтобы угробить человека, – не замечать его достижений, не повышать, гнобить втихаря, – теперь ещё чаще применяется. И что самое обидное, неугодного руководству человека на самом деле все благополучно забывают.