Горло Инны зажала в тиски давнишняя боль. Из него вырвался хриплый, сдавленный стон. Теперь вздрогнула Лена. Она поняла: «Инна так и не смирилась». Но прервать мысли подруги так и не рискнула.
«Вадим сжег мою мечту, и стало на душе нестерпимо холодно и пусто. А хотелось жить с любовью, с радостью. Я загоняла обиду в глухие уголки своего сердца, но она вылезала, преследовала меня, всплывала в самые неподходящие моменты. Лоб почему-то покрывался холодным потом, а по спине бежали горячие ручейки… С тех пор моя жизнь – цепь незаслуженных утрат. Сожаленья разрывают мне сердце. Но они бесплодны.
А что бы дал мне тяжелый безрадостный брак с Вадимом? Нет, свобода лучше! Ха! Пламенный привет нашим глупым юным мечтам! Почему до сих пор Вадим не выветрился из моей памяти? Обида не забылась. Я же проклинала его, великовозрастного и жестокого! Я ненавидела себя, юную и глупую! Почему Всевышний наказывал нас, а не Вадима, намеренно губившего юных, чистых, неопытных, невинных? Почему не остерегал, не оберегал, а отдавал на поругание? Наша судьба в наших руках? А как же справедливый карающий меч?.. Зачем мне эти воспоминания? Как отключиться от теребящей душу едкой горечи обид?»
Инна не заметила, как заговорила вслух.
– Лена, верно, помнит мои слезные рулады в периоды депрессий. Эх, вымарать, вытравить бы из памяти и вообще из жизни людей эти страшные для любых ушей слова «измена», «подлость»!
«Каждый шаг на пути к себе Инне давался через боль», – вздохнула Лена.
– Больше падений ниже дна у меня не было, но жизнь не наладилась. Так и не нашла я себе талантливого мужа, с неравнодушным сердцем. Первый раз замуж торопливо пошла. Боялась, что не достанется. Но уроков не извлекла. И со вторым, и с третьим все было так же. А четвертый мужчина был последней ниточкой, за которую я ухватилась. Только и она оказалась не той. Мне опять не хватало тепла, я была одинока. Я надеялась, что с кем-то буду более счастливой и уверенной. Но поражал цинизм, бессердечие мужей. Получалось, мои замужества были чем-то вроде профилактики тоски. Хорошее быстро проходит, а плохое ранит, его всю жизнь чувствуешь и помнишь. Возможно, хорошего было слишком мало? Это как посмотреть. А если каждый день проанализировать? Много наберется?
Инна вдруг нервно засмеялась, заставив Лену внутренне содрогнуться. Как-то странно и страшно истерично прозвучал этот смех в ночи. Но произнесенные слова были тихими, спокойными, парадоксально неожиданными:
– Мне не нравится, когда целуются с языком. Мне кажется, только губы предназначены для этого сакрального действа. Не всякие импровизации достойны повторения и закрепления.
«Она бредит! – подумала Лена. – Или просто не осознает, что говорит вслух? Отнесу эту странность к непонятному проявлению ее болезни».
– …Я всегда любила что-то особенное, мечтала о невозможном. О том, к чему была совершенно неспособна. «Я прекрасно пою и танцую!» Я на самом деле придумала очень чувственный, сексуальный танец, но исполняла его только в мечтах и снах с не очень красивым, но умным, надежным, нежным и очень обаятельным, обходительным мужчиной. С таким, какого хотела бы иметь рядом с собой. Этот танец мне казался идеальным. Я считала, что неподготовленные, незаученные, естественные природные движения, как и прекрасные искренние движения души, наиболее трогают сердце. Но в жизни так и не пришлось ни разу его исполнить. Не с кем было.
«И у Инны от усталости скачки в мыслях, – сочувствует подруге Лена, то впадая в сонную канитель, то вновь через оторопь приходя в ясное сознание. – И мне неплохо бы прикорнуть. Но Инна и её состояние меня пугают».
– Вот так лежу иногда, обшариваю самые темные закоулки своей угасающей памяти и хандру на себя нагоняю. Оглядываюсь назад и что я вижу? Сплошные зигзаги, сбои. И всё во имя любви и счастья! И всего этого – плохого и хорошего – как и не было... Но ведь было!
Мне кажется, что человек может считать себя счастливым, если радостное и доброе в его жизни перекрывает печальное и злое. Вот поэтому, наверное, мы подсознательно стремимся делать добрые дела, чтобы скомпенсировать ими недостаток в себе простой искренней естественной радости. Мы сами себе ее «организовываем». «Дошло, наконец, на пятые сутки». – Эти слова Инна произнесла с безжизненным усилием и так, точно они причинили ей мучительное страдание.