– Ту ночь мы просидели на подоконнике. Струились звезды в небесах, пахло акацией. Нам было страшно, беспокойно и грустно. – Инна вздохнула.
– А помнишь, как на зимних каникулах поехали в деревню? Билетов не было, проводники двери туго набитых вагонов не открывали. Не удалось прорваться даже в тамбур, где можно было надышать и согреться. Двенадцать часов простояли на сцепке между вагонами. Страшно громыхало под ногами железо. Морозище. Ветрище насквозь пробирал, а мы в городских ботиночках. И не заболели. Без происшествий добирались. Дома у тебя сразу в валенки переобулись – и на печку! Я не реже чем раз в год обязательно стариков проведывала. А когда они стали немощными, так и чаще. Они ждали.
– А теперь поезда пустые ходят.
Успокоившись немного, Лена снова легла рядом с Инной. А та пугающе неподвижным взглядом уставилась в потолок. «Может, я ее чем-то обидела?» – заволновалась Лена, чутко прислушиваясь к дыханию подруги.
А та сама ненавязчиво напомнила о себе тоскливым вздохом.
6
– Борись за жизнь, – тихо произнесла Инна.
– Хочешь сказать, что впереди меня ждет немало открытий, ради которых стоит задержаться на этом свете? Не исключено, что и теперь еще я чего-то не успела испытать и попробовать? Чего-то такого, что мой строгий разум не мог и предвидеть? Допустим, поцеловаться с акулой через толстую стеклянную стенку аквариума, что уже сделал мой внучок. И как всем этим распорядиться? – Лена шутила и слегка иронизировала. Она ждала и боялась серьезного разговора с подругой.
– Не злись, пожалуйста. Но когда припечет, оттягивать агонию не стоит. Добиться отсрочки можно только ценой определенных уступок. Но они слишком дорого обходятся. Не сосредотачивайся на болезнях и невзгодах, бросай работу и продолжай писать до последнего, пока не похолодеет рука, держащая перо. Не распыляйся. Торопись. Ты еще много успеешь. Да, кстати, ты привезла мне обещанный журнал с твоим интервью? Не зажилила?
Лена открыла тумбочку и достала из-под вороха Кириных газет припрятанный экземпляр.
– Зачем скрываешь от сокурсниц?
– Потом узнают, когда…
Инна жадно вцепилась в глянцевую обложку.
– Не каждый день наших подруг балует пресса своим вниманием. С картинками? Не обидишься, если я не утерплю и сразу прочитаю или хотя бы полистаю, просмотрю?
– Валяй, если не устала, – с нарочитым безразличием ответила Лена.
Конечно же, ее волновало мнение подруги.
– Со вкусом подобраны фотографии. Хвала редактору! Текст легкий, прямо-таки воздушный, похожий на экспромт. И умный. Не корпела над ним месяц, с ходу отвечала на вопросы корреспондента?
– Так точно, товарищ командир, – с улыбкой ответила Лена, поняв, что интервью Инне понравилось.
– А у меня уже ни на что не хватает сил. Болезнь четко ограничила и обозначила сроки пребывания на земле. Храм мечты давно разрушен. Больше не поют соловьи в моем сердце. Иду на дно. Я в мире скорби, в ловушке тоски, в тенетах страха. Не увильнуть от расплаты. Собственно, за что? Моя судьба – рок или Её величество Случай не вовремя вмешался? А… не все ли равно теперь!
– Ты совсем не предполагала? Пребывала в полном неведении?
Лена участливо склонилась над подругой.
– Были некоторые нехорошие предчувствия, но не верилось. Не хотелось видеть причинно-следственные связи в запутанной информации организма, изнуряющее упрямство не оставляло в покое и заступало дорогу разуму. Вот и переусердствовало. Оно же как мракобесие.
А теперь вот снедают страхи. Вечность в глаза глядит. Вырисовывается ошеломительная перспектива познать тайну тайн… Остается молиться всенощно. Свою верхнюю ноту я уже взяла. Этот – последний, самый короткий и страшный отрезок… – Инна не закончила мысль, задохнулась волнением. – Терзаюсь отчаянием, что-то скорбное жжет, грызет меня изнутри, подавляет. Я неуклонно превращаюсь в еще ходячего мертвеца. Вот оно, катастрофическое крушение жизни. Приходится признать основополагающее единство всех вещей. – Инна чуть покривила губы. – Смерть уже заявила на меня свои права, проникла во все мое существо, щитом безразличия не удается от нее отгородиться. Я уже не помышляю без лекарства о сносных днях, избавленных от дикой боли, которая является, когда ее меньше всего ждешь. Коварная беда не сразу дала о себе знать, долго и подло подкрадывалась, а потом лавиной, всей тяжестью навалилась. Это рубеж… Смерть догнала меня. Не повернуть ее вспять. Все возможности организма исчерпаны. Не победить мне химеры больного, измененного состояния сознания. Я скоро буду погребена угрюмой действительностью. И не надо лгать себе. Я, как камикадзе, на всё готова, – с видом усталой покорности добавила она. – Я «загрузила» тебя по полной программе, а у тебя своих бед сверх головы.