Впервые за это время двемер так активизируется и даже глаза открывает. Он начал осматривать свои руки, и я увидела, какое удивление зародилось в его глазах, которое, впрочем, вскоре и погасло, став лишь грустью. Я уверена, не почувствовав боли, он надеялся, что ожоги вылечены, но, увы. Он слишком опасен, чтобы предоставлять ему подобную роскошь… И тогда, разочаровавшись в увиденном, двемер снова убрал руки и закрыл глаза, пытаясь казаться безучастным.
— Подобные заклинания блокируют нервные окончания и уменьшают чувствительность. Из-за этого я не могу полностью контролировать движения своих пальцев. Очень неприятное ощущение. Лучше бы подлечила мои руки хотя бы до такого состояния, чтобы я сам смог воспользоваться магией.
— И для чего? Чтобы спалить нас всех?
— Чтобы окончательно залечить термические повреждения, пока моя кожа не начала отторгать магическое вмешательство в структуру тканей. Любой мастер теряет свою ценность и полезность, если его руки не способны к работе. А во мне нет желания уходить в отставку, абсолютно.
Тебя отставили четыре тысячи лет назад, смирись с этим, двемер.
— Думаю, ты и сам прекрасно догадываешься, к чему эти меры.
— Догадываюсь. Только, к твоим сведениям, существуют и другие способы блокирования магии, гораздо гуманнее и… не рушащие чужие карьеры.
— Эти способы требуют дополнительных расходов.
— Так и есть. Но только вот моя живая персона по нынешним расценкам — бесценна. Неужели эмиссар не может выделить дополнительные ресурсы, чтобы я оставался ещё и целым? Эти расходы меркнут на фоне того, какие знания смогут вытянуть из меня твои сородичи.
Хах. Что ж, двемер, с этим сложно поспорить. Свою цену ты отлично знаешь… Ладно. Надо об этом подумать. Может, маги найдут способ его обезвредить, не травмируя.
«Ты точно дорогостоящее приобретение», — думаю я, в очередной раз посматривая на него. Проклятье, а мне однозначно нравится этот вид. Хотя сейчас на него так холодно смотреть. Буквально за стеной отвратительно завивает очередная вьюга, а на нём из одежды только серьги. Бр-р. Как так можно?
— Знаешь, тебе бы стоило прикрыться.
— Неужели, эмиссара смущает близость нагого мужского тела? — ох, поганец, опять язвит.
Я себя еле сдерживаю, чтобы не сорваться. Удачно. В итоге только скриплю зубами.
— Нет. Но если в этой холодрыге ты отморозишь свои яйца, не говори потом, что я тебя не предупреждала.
Он посмеялся в ответ, но одеяло всё-таки на себя накинул. Благодарю. Теперь хоть теплее лежать, да и он тёплый рядом.
— Теплолюбивой альтмерке стоило бы знать, как ей повезло.
— Это ещё почему?
— Раньше климат Мерета был суровее. Гораздо.
— Мерет? Что это? Название Скайрима на вашем диалекте?
— К твоим сведениям, Мерет — это изначальное официальное название этих территорий. Позорно быть главой всей шпионской сети в этом регионе и не знать даже базовую историческую терминологию! — кажется, впервые я слышу, как ожесточился его голос. Правда, на секунду. Потом он вновь решил язвить: — Ты лгала насчёт своей должности? Или «первый эмиссар» в ваши дни уже не столь возвышенный титул?
Он меня пристыдил, а потом оскорбил. Может быть, правда и за ним… Но что он себе позволяет?! Я знаю великую историю моего народа и своей родины! А читать о доисторических эпохах этой дыры не в моих обязанностях!
— Ты знаешь, что я отправляла в темницу и за меньшее, крот подземный?! — я злюсь, ужасно злюсь. Да как это ископаемое ещё смеет учить меня?!
— Забавно. Если оппонент переходит на оскорбления, то, значит, он уже не способен поддерживать дискуссию обоснованным доказательством своей правды. Это утверждение — одно из основ психологии. Или её изучение тоже не входит в твои обязанности?