После того, как он объясняет ход своих мыслей, всё, даже фантастические замечания, становится до смеха простым. Просто логика, немного внимательности, и всё можно спокойно объяснить. И как же мне стыдно признаться, что сама я не могу даже додуматься до подобного.
— Не понимаю. Смотрим мы на одно и то же, но при этом ты видишь гораздо больше…
— Ты смотришь, я же наблюдаю.
— Ты шутишь? Нет разницы!
— Разве? Тогда ответь, сколько ступенек на лестнице, что ведёт в твои покои?
Сначала я готова была высмеять его в лицо за такой глупый вопрос. Но когда я захотела дать на эту «глупость» ответ, то с ужасом осознала, что не могу. Я хожу по лестнице по несколько раз в день и никогда не придавала значения этому.
— Девять ступенек, не считая порога, о которые твои караульные часто спотыкаются, обточив камень.
Чтобы удостовериться, можно было сходить и посчитать, но я ему верила. В конце концов это не столь важная информация. Но он запомнил, пройдя по этой лестнице всего лишь раз. Значит, его взгляд очень цепкий, даже больше, чем мне казалось. Это очень опасно…
Эти размышления меня отвлекли. Поганец этим воспользовался и превысил границу дозволенного. Медленными шагами он подходил ко мне. Как будто хищник. Мне эта аналогия совсем не нравилась, поэтому я неотрывно следила за ним. Мой суровый взгляд он заметил, но абсолютно не испугался, как это обычно бывает. Наоборот, усмехнулся. И вдруг его пальцы так нахально коснулись моих рук, прошлись по ним. Он будто сам меня оценивал. Но это не было противно. Стыдно признаться, такие касания мне понравились, мне их… хотелось.
Двемер своё дело знает. Он отвлёк меня, я не успела поставить его на место, и теперь он стоит позади меня.
Он слаб до сих пор. Его ладони скрыты повязками с разными лечебными мазями. Ожоги не прошли и выглядят не самым лучшим образом. Он точно из тех, кто учится на своих ошибках. Да и лекари убеждают меня, что он ещё какое-то время не сможет использовать даже самую слабую магию. Так что магической опасности он не представляет, и из моих покоев все опасные и острые вещи вынесены… Но мне всё равно не по себе!
Что сделает пленник, оказавшись, за спиной тюремщика? Наверняка попробует атаковать. Постарается или ударить, или свернуть шею. Я ждала от двемера чего-то подобного и уже была готова предотвратить покушение. Моя рука уже достала кинжал из ножен. Клянусь, двемер, лишнее движение — и ожоги для тебя станут самой последней проблемой!
Но этот эльф опять поступил по-своему. Будто услышав все мои мысли, он вдруг склоняется надо мной и опирается обеими руками на стол. Отлично. Хочешь, что бы твои руки были в поле моей видимости, и я не смела обвинять тебя в покушении на свою жизнь? Допустим, я ему поверю, но от этого мне не легче. Если не хочет убивать, значит, хочет что-то другое от своего положения. И мне нужно предугадать это быстрее. Но пока я размышляла, он наклонился ещё ниже, практически повис надо мной, из-за чего его хвост волос спал с его плеча и упал мне на шею. Даэдра! Как щекотно!
— Клякса тоже часть шифра?
Из этой напряжённости меня вывел его хитрющий голосок. Да как ты смеешь смеяться надо мной?! И… подождите…
Клякса?!
Тут же я в панике смотрю на свою писанину. Боги! На бумаге действительно была капля от чернил. Просто прекрасно! Теперь придётся ещё и объяснительную писать. И что я напишу в своё оправдание? «Я испортила имущество Талмора, потому что пленнику вздумалось свободно побродить по моим покоям», — так что ли?!
Уф-ф… Ладно. Придумаю что-нибудь, не в первый же раз. Но для начала нужно что-то сделать с этим эльфом. Слишком многое он себе позволяет.
— Если тебе не надоел интерьер моих покоев, то вернись живо на место и не смей мне больше мешать! Иначе отправишься в темницу! — я умею угрожать, умею быть строгой, беспощадной. Об этом прекрасно знают мои подчинённые. Но от этого эльфа я слышу лишь усмешку. Видимо, он мне не верит. Хах. Что ж посмотрим, кто будет усмехаться последним, когда я лично приму участие в твоих пытках…
— Не в твоих желаниях исполнять свои угрозы, иначе бы ты не возжелала остаться со мной… наедине, — даже не думая подчиняться моим требованиям, двемер лишь перешёл на шёпот. Такой томный, тихий, грубый… Он специально… Ей богу, специально!