На столе зазвонил телефон. Арройо схватил трубку:
— Не сейчас… Ничего, я занят.
Винсент предложил ему описать все, что произошло в то утро перед тем, как Трэгер уехал на грузовичке.
— Что я могу сказать? Я приехал к Джейсону Фелпсу, и тут появился ты. Тогда у меня мелькнули первые подозрения. Я помог тебе перенести ящик к дому дона Ибанеса, помнишь?
— Итак, мы принесли ящик. В часовне уже был другой ящик, готовый к отправке в храм в Мехико. Каким-то образом именно ящик с копией я погрузил в машину и доставил в Мехико. Видел бы ты, что там творилось, когда ящик открыли.
— Я видел фотографии. Поверь мне, Трэгер, ты попал во все выпуски новостей.
— За мной охотятся.
— Чего тебе бояться? Кстати, борода была неплохой мыслью.
— Как тебе удалось осуществить подмену?
— Я могу хоть целый день непрерывно отрицать, что причастен к этому, но ты все равно мне не поверишь.
— В таком случае перестань притворяться, что это не твоих рук дело.
Арройо погрузился в размышления. Он отвернулся в сторону, бормоча что-то себе под нос. Затем снова посмотрел на Трэгера, и выражение его лица уже было другим.
— Быть может, мне все-таки известно, что произошло в ту ночь.
— Разумеется, известно.
— Нет, нет, это лишь предположение. Но обоснованное.
Трэгер ждал. Однажды этот тип уже обвел его вокруг пальца, и он не собирался ждать повторения.
— Фелпс, — сказал Арройо. — Джейсон Фелпс. Все дело в нем.
— Если ты не можешь придумать ничего лучше…
— Но это должен был быть Фелпс. Послушай, я рассказал ему о том, что должно произойти. Почему дальше все пошло наперекосяк?
— Ты же говорил, что ничего не знал.
— Мне позвонил дон Ибанес. Вот почему я оказался в Напа-Вэлли.
— Как мне определить, что ты не лжешь? Каждое твое слово лживое.
Арройо вздрогнул.
— Наверное, если бы мне пришлось пройти через все то, через что прошел ты, я бы тоже подозревал всех и каждого. Ты должен понимать: все уверены, что священный образ по-прежнему у тебя. Или, по крайней мере, тебе известно, где он.
— Да, зачем еще мне нужно было везти в Мехико копию и рисковать своей шкурой?
— Это какая-то бессмыслица. Как и то, что ты думаешь, будто это я подменил оригинал на копию.
Арройо возбужденно подался вперед. Когда он разговаривал с Фелпсом на крыльце его дома, до того как появился Трэгер, что-то показалось ему смешным.
— Трэгер, Фелпс все знал. Он стоял в темноте и хихикал, предвкушая, какой всех ждет сюрприз.
— Он так сказал?
— Бог свидетель.
Может быть, Трэгер и задумался бы над этим глупым предположением, однако его избавили от этого следующие слова Арройо:
— Послушай, Трэгер, что бы я ни сказал, я все равно не смогу тебя убедить. Почему бы нам не отправиться к Фелпсу и не задать ему этот вопрос в лицо? Уж ты-то сможешь добиться от него правды.
— Да мне ее от тебя не удается добиться.
— Трэгер, пожалуйста! Я вверяю себя в твои руки. Поедем в Нана-Вэлли, и если я тебя обманываю, ты просто поступишь так, как у вас принято поступать с обманщиками.
В том, чтобы вытащить Арройо из штаб-квартиры «Справедливости и мира», были свои привлекательные стороны. Здесь он был окружен своими приспешниками.
Арройо встал:
— Я схожу и попрошу приготовить мою машину.
— Позвони по телефону.
— Хорошо.
Сняв трубку, он затараторил по-испански, слишком быстро, чтобы Трэгер смог следить за сказанным. Потом положил трубку.
— Машина будет здесь через несколько минут. Мы с тобой договорились?
— Это сортир?
— Не стесняйся, заходи.
— Запри дверь в кабинет.
— Конечно. — Арройо подошел к двери и запер ее на ключ.
Войдя в туалет, Трэгер, прежде чем заняться делом, выглянул в маленькое окошко. И увидел подъезжающие к зданию патрульные машины. Ублюдок!
Открыв окно, Винсент высунул сначала ноги, затем подтянулся и, выбравшись весь, спрыгнул на землю. Обогнув здание, он оказался перед входом, где патрульные машины выгружали хмурых полицейских, с оружием наготове. Трэгер не спеша прошел к своей машине, сел за руль и медленно выехал со стоянки. Ублюдок едва не оставил его в дураках во второй раз. Твою мать!
IX
«Я только пошутила»
Почувствовав, что Лора хочет остаться наедине с Кларой, Катерина вышла, оставив их вдвоем. Она вся кипела при мысли о том, что Нил Адмирари, расставшись с ней, поспешил искать облегчения в исповеди. В ее собственных воспоминаниях об исповедях не было ничего особенно неприятного. Но так продолжалось только до тех пор, пока она не достигла возраста, когда начала шептать сквозь решетку такие вещи, от которых сгорала со стыда, со щемящим сердцем ожидая худшего. Ее ожиданиям так и не суждено было сбыться, однако от этого они не становились менее болезненными. Признаваясь в подобных вещах мужчине, хотя и невидимому и безликому, Катерина впервые почувствовала, как у нее в груди начинает шевелиться женская гордость. Она венчалась в церкви, однако к тому времени это была лишь формальность. Она выросла в католической вере и выходила замуж за католика, так что их, естественно, обвенчал священник. Когда ее супружеская жизнь скисла, это стало еще одним доводом против и без того пошатнувшейся веры. Ходила ли она исповедоваться перед венчанием?