Епископ Санта-Аны был старше его на десять лет, плюс-минус, и любил ворчать о том, что, когда ему стукнет семьдесят пять, он должен будет написать письмо с прошением об отставке.
— Когда в Ватикане примут это прошение, я займусь тем, чем занимаешься ты.
Что ж, возможно, так оно и будет. Вся беда заключалась в том, что Сапиенса во многом был похож на Джорджа: сдержанный оптимист там, где была замешана хорошая работа. Оба втайне верили, что бездельники начнут искать работу, пьяницы просохнут, наркоманы завяжут и… И что потом? Религия в качестве опиума для праведников? Усмехнувшись, Лоури поднес к трубке зажженную спичку. Трубка заклекотала, словно водопроводный кран. Нужно бы ее прочистить. Но она все равно засорится дегтем. К тому же так лучше вкус.
Оставался еще час до того, как нужно будет начинать готовить ужин. Поставив телефон на место, Лоури развалился за письменным столом в кресле Джорджа. Рядом с пишущей машинкой лежала кипа листов. Взяв их, Лоури начал читать. Дочитав первую страницу до половины, он вернул ее назад. Джордж — неисправимый романтик, тут никаких сомнений быть не может.
Позднее, когда тушеное мясо было уже на подходе, что вызвало волну оживления в общей комнате, куда проникли аппетитные ароматы, Лоури поймал себя на том, что ему нравится быть за главного. Сказать по правде, он был счастлив уже тем, что являлся правой рукой Джорджа и у него никогда не возникало чувства, что от него зависит судьба приюта. Быть может, именно это и определило решение Джорджа. Нет, все дело было в девчонке, в Кларе Ибанес. Лоури с самого начала понял, что такая девушка никогда не смирится с подобной работой. Вся хитрость заключалась в том, чтобы не смотреть на нее как на пожизненный приговор. Джордж удивился, когда Лоури напомнил ему, что он не давал торжественный обет на веки вечные вести такой образ жизни. Он уже многое успел сделать, и, возможно, только это ему и предстояло совершить. Лоури хорошо помнил, что, когда ему самому было столько же, сколько Джорджу было сейчас, он вспыхнул революционным пламенем, поклялся посвятить этому всю свою жизнь… и посмотрите на него сейчас.
Из кухни Лоури увидел, как к стоянке подъехала машина, новая машина; вероятно, кто-то приехал сделать пожертвование, посмотреть, что к чему, словно завидуя благородному делу, и поскорее смыться. Однако высоким мужчиной, вышедшим из машины и потянувшимся, разминая затекшие ноги, оказался Трэгер. Лоури проследил взглядом, как он направился к двери, как всегда настороженный, впитывая все вокруг. Трэгер вошел на кухню, и Лоури шагнул ему навстречу от плиты, вытирая руки о фартук:
— Сожалею, мы заполнены под завязку.
— Я знаю, чем ты заполнен под завязку.
Они пожали друг другу руки.
— Ты скоро освободишься?
— Хочешь поговорить? Я не смогу отсюда уйти. Я остался за главного.
Трэгер огляделся вокруг:
— Здесь тоже сойдет.
— Можешь угоститься тушенкой. Тушенкой и хлебом.
— Ты сам все приготовил?
— Конечно, сам. Я ведь повар.
После того как очередь из постояльцев рассосалась, Лоури наполнил миски себе и Трэгеру, и они устроились в конце стола.
— Вкусный хлеб.
— Вчерашний. А может быть, и еще более черствый. Нам он достается даром.
Затем Трэгер помог убрать посуду. Наряд по кухне. Когда все было убрано, кухня засияла чистотой, а большинство постояльцев разбрелось по своим комнатам, Лоури и Трэгер прошли в кабинет Джорджа и устроились поудобнее.
— Долго еще ждать, когда мне предложат выпить?
— А у тебя терпение уже на пределе? — Лоури достал бутылку.
Они выпили по паре стаканов, прежде чем Трэгер перешел к тому, за чем он сюда заглянул:
— Мне поручили одно дело, а я не знаю, как к нему подступиться. Я даже не знаю, по-прежнему ли нужно его выполнять.
Лоури ждал. Он чувствовал, как нелегко далось Трэгеру это признание.
— Речь идет об образе, похищенном из церкви в Мехико.