Сущая находка для Ремарка. Ни собственнического эгоцентризма Дитрих, ни чуть ли не патологической нервозности Наташи Палей. Ремарк нашел наконец спутницу жизни, которая не только любила его, но и не скрывала этого, а издержкам меланхоличного, нерешительного, трудного характера противопоставляла ласку и улыбку...
Дневник, письма и воспоминания очевидцев подтверждают, что союз Эриха Марии и Полетт был счастливым. Они любили путешествовать, отдавая предпочтение Риму и Венеции, ценили роскошь и взаимную независимость. Полетт проводила большую часть года в США, Ремарк в это время работал в Порто-Ронко. В Нью-Йорке у них были собственные апартаменты: у нее — в Ритц Тауэр на Парк-авеню, у него — в доме номер 30 на восточной части 57-й улицы. Полетт жила со своей матерью, Ремарку эта всегда блестяще выглядевшая пожилая дама тоже пришлась по сердцу. Полетт никогда не чувствовала себя в Порто-Ронко как дома. Она не принимала сколько-нибудь заметного участия в жизни селения, при всем нежелании выглядеть в глазах его жителей кинозвездой она оставалась ею, но последние годы своей жизни, после смерти Ремарка, провела именно там. Он гордился красотой своей жены, она восхищалась тем, что принесло ему всемирную известность. Полетт любила драгоценности и роскошные платья, он не скупился на подарки. Случались и размолвки, но не было выматывающих нервы, подрывающих здоровье драм.
Жизнь с Полетт изменила Ремарка. Депрессивность и склонность к мучительной рефлексии не исчезли, он продолжал пить. Но близость Полетт, возраст и недуги утихомирили его. Он чувствовал, что его любят, а не используют для каких-то целей, никто теперь не разжигал так легко вспыхивающую в нем ревность (небезосновательную в отношениях с Пумой и Наташей)... Как следствие Ремарк постепенно прекращает вести дневник, долгое время бывший островком в океане жизненных бурь. Он больше не нужен ему для обретения душевного равновесия.
Поначалу, когда Полетт приезжает к нему в Порто-Ронко в августе 1951 — го, Ремарку трудно привыкнуть к новой ситуации. Наташа еще бродит призраком в его мыслях, а мать и дочь Хорни слегка разочарованы тем, что в Нью-Йорке у писателя завязался очередной роман. «В замешательстве от того, как выглядит Бригитта. По моей вине. Ощущаю, чего ей хотелось бы, но дать этого не могу и потому прихожу в замешательство». Не ладятся отношения и с издательством Шерц. Его хозяин отклоняет рукопись «Искры жизни», не стесняясь в выражениях. Не нравится роман и дамам, они призывают Ремарка переработать рукопись. «Шерц от книги в ужасе. Хочу порвать договор... Карен: зачем же так деструктивно. Бригитта: не отклонить роман значило бы ждать реакции от немцев. Ворошить их память нельзя. Убийцы обычно чувствительны».
Звонят журналисты, желают получить интервью. «...сперва умоляют, потом сразу же дерзят». Речь о трех репортерах журнала «Шпигель», на вопросы которых он все-таки согласился ответить. И реагирует нервно: «Назвали меня журналистом с писательскими амбициями. Правда, и Толстого тоже. Старый, добрый интеллектуализм все-таки непотопляем. Думаю, что мое пребывание в Германии продлится недолго».
С результатом этого разговора и еще кое с чем немцы могут ознакомиться три месяца спустя. В январе 1951 года обложку гамбургского еженедельника украшает портрет знаменитого писателя, а темой номера избран рассказ о его личности под заголовком «Космополит вопреки желанию». Обеспокоенность Ремарка публикацией можно понять. Отвечая на вопросы, он погрузился в прошлое, подробно рассказывает о ранних этапах своей жизни, об Эрихе Пауле высказываются соседи по дому и бывшие одноклассники, правда и мифы образуют в тексте крутую смесь, муссируются все неприятные для него проявления «кичливости» и «позерства». И все же Ремарк представлен читателю как всемирно успешный писатель не без уважения, благожелательность сквозит в описании жилища писателя и его внешнего облика: «Большой камин в огромной и, тем не менее, весьма уютной гостиной и его пристрастие к старым свитерам придают бывшему оснабрюкскому семинаристу вид почтенного оксфордского профессора. Густые, резко изогнутые брови, этот фирменный знак Ремарка, хотя и утратили какую-то долю своей журнально-обложечной привлекательности, но с тех пор, как он больше не пьет граппу, его лицо вновь обрело черты цепкого, пожалуй, даже породистого бульдога». Простыми, бесхитростными словами он рассказывает о своем романе с Марлен Дитрих («Она самая великолепная женщина и самая лучшая повариха из тех, что я знал») и не скрывает своего восхищения достоинствами Полетт Годдар: «Самая современная из знакомых мне женщин и умна, как бес».