Примкнув к этому кружку весной 1916-го, Ремарк открывает для себя то, к чему надо бы стремиться в жизни, — искусство, красоту, эротику, неприятие мелкобуржуазной среды. Хёрстемайер поклоняется обнаженному телу, культура которого расцветает на рубеже веков, обретая черта сектантства. Свободная половая жизнь не только пропагандируется, но и, скорее всего, практикуется. Нет ничего выше эстетики, и тело, на которое в христианской Европе с окончанием Средних веков наложено табу, празднует свое воскрешение. Но Хёрстемайер не так уж и оригинален в своем увлечении природой и нудизмом. Свежестью и молодостью начинало дышать само время. Вокруг человека, странствующего по горам и долам, складывается целая идеология, с его фигурой связываются попытки отринуть мещанскую затхлость прошлого столетия. С рюкзаком за плечами, распевая песни, декламируя Шиллера, читая Ницше, молодые люди идут по свету, ища уединения в лесах и на берегах озер. Они восстали против якобы крепко сколоченного мира взрослых с их жизнью по неизменным правилам, с их культом материального, с их мечтами о «геополитике». «В нашем упорядоченном времени, — пишет Ремарк в дневник под конец этого яркого отрезка своей жизни, — когда любят по приказу и предписаниям; когда у государства, церкви и родственников нет никаких возражений; когда любовь практична и держит себя в ежовых рукавицах, ты был вечно чужим и ищущим».
Хёрстемайер и его конфиденты не участвуют в молодежном туристском движении, но духу времени они повинуются. Читать предпочитают журнал «Шёнхайт», который пишет о спортивных баталиях и гигиене тела, украшая свои страницы его изображениями в голом виде. Но пленены они при этом магией искусства, а не воинственным культом мужественности, который вскоре возобладает в молодежном движении, а спустя всего лишь пару лет подвигнет массу своих поклонников к тому, чтобы они с восторгом пошли на войну. Не свободны от этого поветрия и гости хёрстемайеровской мансарды. Ведь бездумное почитание нагого тела и природы оборачивается ощущением расового превосходства. Программа издательства, в котором выходит их любимый журнал, пестрит такими понятиями, как «расовая гигиена» и «выведение расово чистого человека из арийской крови и с арийским инстинктом». Можно почти с уверенностью сказать, что и молодой Ремарк не столь уж не восприимчив к такому способу осмысления действительности.
Наряду с будущим писателем только двое из посетителей мансарды посвятят себя искусству: Фриц Эрпенбек станет актером и автором криминальных романов, а Фридрих Фордемберге приобретет широкую известность как художник и преподаватель живописи в Кёльнской школе изящных искусств, архитектуры и дизайна. Его дружба с Ремарком будет долгой, искренней и не знающей расстояний. Вспоминая «приют грёз», он напишет: «Мы были молоды и по уши влюблены в искусство, во все прекрасное и чудесное. Если были в Оснабрюке, то встречались чуть ли не каждый день».
6 марта 1918 года умер Фриц Хёрстемайер. Его раннюю кончину — он прожил всего лишь 35 лет — Ремарк переживает как личную трагедию. Известие о смерти учителя и друга застает его в дуйсбургском госпитале. Он видел массовую гибель людей на фронте, а незадолго до этого, в сентябре 1917-го, умерла и его мать. Смерть вошла в жизнь Ремарка, он всегда будет помнить о ее вездесущем присутствии. Смерть окопается в его подсознании и станет источником меланхолии у многих героев его романов. Уход Хёрстемайера означает потерю очень важного жизненного ориентира. Ремарк обожал и любил его, воспринимал стиль жизни и мир мыслей поэта как идеал, поклонялся ему с юношеской наивностью. На похоронах в Бремене он садится к органу, чтобы попрощаться со своим кумиром печально-торжественными аккордами. Невосполнимость утраты находит отражение и в дневнике. «Знай, Фриц: все так же жгуча боль, все так же свежа рана». «Тоска по тебе, Фриц, такая родная, и не знать ей ни конца и ни края. За последние два года я не видел тебя и пяти дней, к тому же камнем легла на душу весть о смерти моей матери. А как хотелось отплатить тебе, Фриц, за всю твою любовь и доброту — ведь ума у меня теперь больше!»
Ремарк всегда будет помнить мансарду с ее романтической атмосферой. Она станет местом действия его первого романа, а люди, которых он встречал там, героями этого произведения. То, что открылось ему в кружке Хёрстемайера, оставит в душе глубокий след. Дружба, искусство, любовь, потери и утраты — этими понятиями определяется тональность его произведения. Последующие романы Ремарка тематически далеки от «Приюта грёз», но романтизм автора и аутсайдерская позиция его героев с всплесками отчаяния, с приливами сентиментальности, с тоской по товарищеской близости и любимому человеку не могут не воскрешать в нашей памяти описание поэтической атмосферы, царившей в страшные годы войны в мансарде на Либихштрассе. «Достигнув известной степени взаимопонимания, многие люди просто не в состоянии свободно воспарить еще выше — и умом, и сердцем». Ремарк заносит эти слова в дневник, все еще очарованный личностью Хёрстемайера. Тем не менее такое отношение к людям, в котором сочетаются боль, высокомерие и трудный, напряженный язык, останется ему и близким, и понятным. Притом что соприкосновение с реальной жизнью нередко оборачивается для натур романтических, высоко воспаряющих суровой необходимостью сохранять душевное равновесие в весьма сложных ситуациях.