Можно сказать, что события на фронтах не находят сколько-нибудь серьезного отражения в дневнике Ремарка. Но он с растущим беспокойством следит за развитием общей ситуации. И это, заметим, при всей его увлеченности поэзией и женской красотой. Мысли о войне и будущем Германии он зафиксирует лишь в одной записи — после «долгого разговора с товарищем, вице-фельдфебелем Лейглом», — но они предельно ясны. Конечно, в первую очередь он хотел бы «избавить не только искусство, но и жизнь от всего прогнившего, застойного и наносного, очистить оперетты и водевили от пошлости», но ему важны и политические требования. И он формулирует их с отвагой мятежника: «Устаревшие методы воспитания — на свалку, в случае необходимости бойкотировать всю работу школ, решительно улучшить условия жизни народа, провести земельную реформу, отвести от молодежи угрозу ее милитаризации, объявить войну милитаризму в любых формах его проявления. Сплоченными действиями препятствовать принятию законов, фактически поощряющих издевательства и угнетение... Не думайте, что молодежь Германии умирает и страдает из любви к кайзеру и Отечеству! Выбросьте такие мысли из ваших черепных коробок! Патриотизм — это для тех, кто на войне наживается или имеет броню!»
Совсем скоро ему предстоит вернуться на фронт. Он ждет этого момента с чувством неизбежности и в настроении, близком к отчаянию. «На днях меня выпишут из госпиталя, — записывает он в дневник 4 октября, — снова на передовую. А я так радовался возможности ходить в театр, на концерты, работать зимними вечерами в уюте, при свете лампы. Вместо этого придется стоять на посту в траншее, коченея от холода. Так или иначе! В конце концов это всего лишь прогулка. Ты совершаешь ее раз за разом. Пока однажды с нее не вернешься. И тогда какой-нибудь пастор прочтет тот или иной псалом, а дома они облачатся в черное, немного поплачут, немного повздыхают, — и вечный, не знающий покоя поток жизни понесется дальше, как будто никогда и не было этого сердца и этих страстных желаний... И ничего с этим не поделать». Минет девять дней, и он запишет: «Мир! Большой радости это не вызывает. Похоже, все успели привыкнуть к войне... Я тоже не испытываю настоящей радости. Почему, не знаю. Смирился с мыслью о возвращении на фронт».
31 октября Ремарка выписывают из госпиталя и направляют в первый запасной батальон 78-го пехотного полка, расквартированного в Оснабрюке. А через полторы недели война заканчивается, и 5 января 1919-го он покидает армию. 15 ноября того же года он получает от Оснабрюкского совета рабочих и солдатских депутатов подтверждение о том, что он награжден Железным крестом первого класса, врученным ему еще в Дуйсбурге. По крайней мере, 26 ноября об этом сообщает «Оснабрюкер тагеблат». (Позже эта газетная строчка будет использована противниками Ремарка для злобных высказываний в его адрес.) Пожалуй, так оно и было: представители новой власти не чурались на первых порах украсить горделиво выпяченную грудь солдата боевой наградой. Заслуги перед Отечеством во все времена были очень широким понятием, и потому вопрос: был Ремарк орденоносцем или не был, остается открытым. Ясно одно: на его жизни это никак не отразилось.
Ремарк снова дома, но ситуация радикально изменилась во всех отношениях. Место матери в доме номер 3 по Хакенштрассе заняла другая женщина. Овдовевший Петер Ремарк женился в феврале на Марии Хенрике Бальман, и вернувшийся с войны сын не склонен раскрывать свою душу перед мачехой. На площадях и улицах Оснабрюка та же картина, что и во всей Германии: пахнет гражданской войной, гремят выстрелы, есть убитые, народ взбудоражен, требует демократии и социализма, на многих фабриках забастовки, перед магазинами — длинные очереди. Вагоны поездов полны горожан, едущих в села обменять столовое серебро на картошку, рейхсмарка начнет вскоре обесцениваться с головокружительной быстротой. Кризис во всем, и он затянется на годы. Еще 13 октября Ремарк записывает в дневник: «Все теперь как-то иначе, Фрица нет и не будет, поговорить по душам не с кем. Все вкривь и вкось, смещено, разбито. Вот в такой обстановке возвращаешься к жизни, с которой расстался веселым и счастливым. Возвращаешься одиноким и в душевном разладе. Кругом серость и муть».