Томас Манн, самый знаменитый из пишущих современников, оставляет 28 мая 1939 года — после вечернего разговора в кругу семьи — следующую запись в дневнике: «О писателях Цвейге, Людвиге, Фейхтвангере, Ремарке. Коему надо отдать пальму неполноценности». Суждение хотя и продиктовано личной неприязнью и даже завистью к слишком уж успешному собрату по перу («Ремарк и Дитрих, неполноценны», — записывает однажды духовный лидер буржуазии после ланча в одной из студий компании «Уорнер Бразерс»), но ведь высказывания такого же рода — отрицательные, высокомерные — можно найти в записках, воспоминаниях, письмах и других коллег Ремарка. Герман Кестен не без иронии говорит о «народном писателе столичного покроя». В одной из заметок частного характера Клаус Манн называет роман «Три товарища» «неграмотным, лишенным шарма, вульгарным» и видит в его героях «беспробудных пьяниц». По свидетельству одного из биографов Генриха Манна, старший из братьев объяснял успех Ремарка явным стремлением угодить «вкусам разношерстной публики». А в рабочем журнале Брехта имя Ремарка упоминается всего лишь один раз, и то без всякой связи с литературой: «новогодний вечер у бергнер. гранах. Фейхтвангеры. вдруг возникает ремарк с лупе велес, мексиканской звездой из голливуда. р(емарк) в смокинге, выглядит как ханнс хайнц эверс, и мне чего-то не хватает на его лице, наверное, монокля». Граф Гарри Кесслер не без удовольствия рассказывает о светском ужине, состоявшемся в один из вечеров августа 1929 года с участием Арнольда Цвейга. Его «военный» роман о судьбе сержанта Гриши появился на книжных прилавках в 1927 году, принес ему славу, но никак не достигал, к вящему разочарованию автора, тиражей романа «На Западном фронте без перемен». «Цвейг прыскал из-под роз ядом в сторону Ремарка», — пишет Кесслер в своем дневнике. «Представив дело так, будто Ремарка кто-то атакует, хотя все его хвалили, он сказал: Нет, нет, книга хороша (“хороша” — с оттенком снисходительности); Ренн и Ремарк — это два “добротных” дилетантских романа. Ремарк мог бы даже сделать из своей книги великий роман; но дилетантизм тут в том, что он не увидел точки, с которой должен был бы начать создавать его, хотя точку эту он нашел».
Не так уж точен в своих воспоминаниях о нашем авторе и Роберт Нойман, живший в Швейцарии по соседству с Ремарком в более поздние годы: «Всякий раз в его вещах был ощутим неотесанный, но удивительный талант рассказчика, всегда имелся солидный реалистический фон, но эти плюсы сплошь и рядом компрометировались погоней за шумным успехом, — вовсе не в литературе, а уже в кинематографе, — и, как следствие, ценой потери художественной цельности...» Суждение, не применимое по крайней мере к самому знаменитому роману. Ведь когда пребывающий в безвестности Ремарк писал «На Западном фронте без перемен», ему и присниться не могло, что его книга послужит когда-нибудь сценарием для фильма.
Правда, после смерти Ремарка Нойман напишет в своей (критической) рецензии на роман «Тени в раю» прекрасные, точные слова: «Мужественный человек и бескомпромиссный характер. Одинокий человек. Несчастливый человек. В то, что он якобы счастлив, я никогда и не верил». Йозеф Рот заканчивает свой «Саморазгром», опубликованный в ноябре 1929-го в журнале «Ди литерарише вельт», иронической фразой: «Измеряя эти числа (имеется в виду второй тираж его романа «Справа и слева». — В. Ш.) моими писательскими недостатками, я чувствую в вечерней тиши, как слегка теряю рассудок, и мне грезится, будто я маленький Ремарк, частица безбрежной Германии». Наконец Карл Цукмайер, опубликовавший в «Берлинер иллюстрирте» восторженную рецензию на военный роман Ремарка, почти не коснулся в своих мемуарах всего его творчества, зато подробно описывал долгие ночи в американской эмиграции, когда они пили «ром или водку и воображали, что сидят у господина Вайценблюта в старом “Нева Гриль” на Виттенбергплац в Берлине или у Генри Бендера в клубе художников и поэтов».