Успех Ремарка вызывал зависть. Прежде всего, конечно же, в годы, когда почти все эмигранты, пишущие на немецком, потеряли своего читателя, перебивались на чужбине с хлеба на воду, а книги их выходили — если вообще выходили — в одном из эмигрантских издательств, и то лишь малыми тиражами. Зато с какой охотой иные из них поносили Ремарка, Фейхтвангера, Стефана Цвейга и даже Томаса Манна, — ведь их произведения пользовались спросом и переводились на другие языки. Таких авторов можно было просто обругать или с издевкой назвать «великими». Альфред Дёблин, Бертольт Брехт, Роберт Музиль, Йозеф Рот, Генрих Манн — они и многие другие обретались вдали от родины без читателя и денег, борьба за элементарное выживание ставила их в зависимость от пожертвований и других видов помощи со стороны комитетов по делам беженцев и состоятельных литераторов. Некогда знаменитые немецкие писатели корпели в студиях Голливуда над сценариями, которые обычно оставались незаконченными. Ремарк и в эти годы был богат, его книги по-прежнему издавались большими тиражами, по ним снимали фильмы, их обсуждали в международном медийном пространстве. Подобно Лиону Фейхтвангеру, Стефану Цвейгу и Томасу Манну, он откликался на зовы о помощи разными способами: посылал обедневшим крупные суммы; защищал произведения тех товарищей по перу, которые там, за океаном, лишились своей известности; добивался выдачи въездных виз, нередко спасая таким образом чью-нибудь жизнь; давал приют беженцам в своих апартаментах. Но завистникам этого было мало. Завистники не любят «счастливцев» — и тем сильнее, если сами попали в беду.
Каких только ярлыков не навешивали на произведения Ремарка, относя их и к массовой литературе, и к бульварному чтиву, а то и просто называя халтурой. Нельзя так обращаться с войной, с экономикой Веймарской республики, с узниками концлагерей — хором объясняли ему критики с полос германских газет и журналов. Негоже писать сентиментально, заполнять страницы романа не живыми героями, а манекенами, так грешить недостоверностью, так сильно отрываться от действительности. Критики не хотели вникать в суть его произведений, их суждения распространялись по стране, звучали на факультетах германистики — если наука вообще нисходила до того, чтобы заниматься этим автором. И, конечно же, за такими оценками легко угадывалось стремление принизить философское содержание его романов, упрекнуть их автора в пацифизме, а то и уличить в политической бесхребетности. Когда Ремарк, принявший американское гражданство, решительно заявил в одном из интервью, что больше не считает себя немцем, ибо не думает, не чувствует и не говорит по-немецки (I am no more German for I do not think German or feel German or talk German), то Людвиг Маркузе, например, так отреагировал на это в своих мемуарах: «Гордому немецкому писателю не пристало бояться замаранного немецкого имени. Он должен иметь мужество признать свой язык как данный ему на всю жизнь».
Проза Ремарка проста, его истории прямолинейны и увлекательны. Они рассказаны реалистом, в них нет ничего от экспериментальной литературы. По психологической нюансировке и языковому многообразию они, бесспорно, уступают сочинениям таких мастеров, как Томас Манн. Ремарк писал книги и очень хорошие, и не блистающие стилем. Но можно ли говорить о литературе на потребу читателя, о бульварном чтиве, если автор точными, беспощадными мазками рисует картину своего времени, рассказывает о переживаниях юношей, брошенных в пекло мировой войны, об узниках концлагеря, отважно отстаивающих свое человеческое достоинство, о кровавых преступлениях на Восточном фронте? Ремарк не нуждается в адвокатах, его книги говорят сами за себя. Просто тем, кто позволяет себе давать им огульные оценки, следовало бы читать их внимательно и без пристрастия.
С миропониманием преуспевающего буржуа или университетского профессора никак к тому же не вяжется образ серьезного писателя, который появляется среди кинозвезд, любит автогонки, с умным видом рассуждает о коктейлях из дорогих вин, а в свои ранние годы сочинял рекламные текстики («Чтоб увидеть света край, шины Конти покупай!») и строчит репортажи о боях на берлинских аренах. Коли на уме у тебя девки и алкоголь, то это еще не значит, что ты непризнанный гений!