как дым… И туманна трасса…
И ты дегустируешь слово «один»,
как воду святого Спаса.
Устало смыкают глаза фонари
под небом рассветно-серым,
дрожит, как стекло, еще там, внутри,
где сердце, конечно, – вера.
/2017/
КУКЛОВОД
Винные губы на кипельно-белом,
черные дуги бровей –
маски в шкафу ужасают без тела!
В городе пляска теней.
Новое утро привычно откроет
занавес. Начатый акт!
Каждый спешит, проверяя раскрои.
Маска надета, как фрак.
Кто-то забыл, кто-то выбрал без краски,
кто-то свою роль сыграл, –
тех кукловод отрезает от связки –
в ящики – и в подвал.
Дети крадут у родителей лица.
Главное – выбранный такт:
если разрушить чужие границы,
слабый уйдет на антракт.
Звездная россыпь, чернильная пропасть…
/Грязь с декораций убрать!/
Тише, друзья, очень важно не хлопать,
если сумеешь солгать.
Люди смеются, игра бесподобна…
Тысячи ложных зеркал!
Только одни от эмоций свободны –
Сложенные в подвал.
…Я надеваю сегодня трефовый
облик. /Козырная мать/
Еще один штрих… и я буду готова –
важно – не пере-
играть!
/2013/
ПО-АНГЛИЙСКИ
Мы не впишемся в плоскость кадра
/объектив откупорен, как виски,
подбородок надменно задран,
ну а я – ухожу по-английски/
/Вспышка камеры/ В позу, милый!
Эта съемка закончится быстро.
Больше – дерзости, меньше – мыла!
Режиссирую я бескорыстно.
Как изысканы брызги света,
/Красный рот, прорисованный четко/
Этот снимок – моя вендетта
/Я сдавалась кроваво, но кротко/
Мы не впишемся в плоскость кадра –
/Ритуал предусмотрен без риска/
Продолжайте, бракуйте, падре! –
Я уже ухожу. По-английски.
/2013/
СИЯНИЕ
Когда в тебе нет отречения,
и нет ни шага расстояния,
и города сольются в космосе
в одно единое пятно,
и телефон с холодной трезвостью
звонит, задавленный подушками…
и сердце вдруг засветит звездами
с какой-то дивной высоты,
и голос неземной из прошлого
всего лишь спросит про дела,
и снизит тон почти до шепота,
и станет прошлым наяву,
то небо вдруг застынет льдинами,
как будто лето дружит с зимами,
и ты окажешься не тайною,
а станешь с явью заодно,
а ты окажешься над тяжестью
сдавивших горло тысяч лет,
и это сонное мгновение
вместит объемное «привет»,
вместит туманное ничтожество
всех человеческих веков
и беспокойное пророчество,
и свет далеких городов,
и всю невычурность истории,
и войны стародавних лет,
и даже то, что ты, как маленький,
стоишь на всей земле один
и улыбаешься мгновению,
и смотришь с дивной высоты:
как вроде ты иль только кажется,
как некто пьяный до забвения
летит с звенящей пустоты,
и сотни лун навстречу движутся,
и всё вдруг кажется простым,
и в сжатой трубке голос зимними
цветами светит изнутри…
и ты увидишь подноготную
под телескопами миров,
и всё, что есть, и всё, что было,
вдруг вырываешь из оков,
и времена сливаешь в жерло,
и странно слушаешь себя,
что «ничего, дела нормально…»,
и твой же голос: «как-нибудь…»,
и сотни тысяч километров
дрожат огнями в тишине,
и жизнь, смешная и тревожная,
зависнет паузой на rec,
и вновь покатится с привычною
той водопадной быстротой,
в которой льешься по наитию,
и только ночью жмешь на паузу,
и притворяешься извне.
И звезды принимают дальше
твой свет, парящий в вышине.
/2018/
РЫЖАЯ ВЕДЬМОЧКА
художнице А. Неизвестной
Рыжая ведьмочка варит глинтвейн,
сыплет влюбленно гвоздику с корицей.
Он, по-мужски, глушит крепкий портвейн –
просто живет, но так тянет напиться.
Красные волосы, огненный взгляд –
взрослая девочка, пришлая с Марса.
Что, если прыгнуть на двадцать назад…
Впрочем, пусть глушит… без зыбкого шанса.
Ведьмочка красками брызгает в мир,
с пальцев взлетают горящие птицы,
ввысь, в одурманивший звездный эфир…
К черту того – обреченного спиться.
Ведьмочка всё научилась сама –
сильная девочка в дерзких ботинках.
Город, в котором застыла зима,
в прошлом остался – открыткой в картинках.
Что от него? Слово «друг» изо льда
и на лице маска горьких улыбок,
сумка в подарок, на выдохе «да»…
/ведь юный стан удивительно гибок/
Юбки до пола, чтоб с виду парить,
чтоб долететь до карминного Марса,
чтобы до чертиков, страстно любить
танец ветров, доводящий до транса.