Возрождение XII века, по-видимому, можно было бы трактовать так широко, чтобы охватить все изменения, через которые прошла Европа за сто с небольшим лет: с конца XI века до взятия Константинополя крестоносцами в 1204 году, а также события, которые открывают XIII век, – точно так же, как мы говорим об эпохе Возрождения в Италии более позднего времени. Но такой подход становится слишком широким и расплывчатым для любых целей, кроме исследования общей истории этого периода. С большей пользой мы могли бы применить этот термин к истории культуры столетия – окончательному этапу развития романского искусства и подъему готики, полному расцвету народной поэзии (и лирической, и эпической), новому образованию и новой литературе на латыни. Век начинается с расцвета соборных школ и завершается с появлением первых университетов, открытых в Салерно, Болонье, Париже, Монпелье и Оксфорде. Он стартует в общих рамках семи свободных искусств и завершается принятием римского и канонического права, признанием нового Аристотеля, новых Евклида и Птолемея, греческих и арабских медиков, что сделало возможными новую философию и новую науку. Это было возрождением латинских классиков, латинской прозы, латинской поэзии – как в классицизирующем стиле Хильдеберта, так и в новых стихах вагантов. Это было время формирования литургической драмы. Новый импульс в историописании отразил разнообразие и широту эпохи: появляются биографии, мемуары, королевские анналы, народная история и городские хроники. Библиотека около 1100 года располагала немногим больше, чем Библией и текстами латинских Отцов и их комментаторов эпохи Каролингов, церковными молитвенниками и множеством житий святых, учебниками Боэция и некоторых других авторов, небольшим количеством местных историй и, возможно, римских классиков, довольно часто покоившимися под слоем пыли. К 1200 году или чуть позже мы обнаружим не только множество искусно сделанных копий этих древних сочинений, но и «Свод гражданского права» (Corpus Juris Civilis), классику, частично спасенную от забвения, «Свод канонического права» Грациана, тексты недавних пап, теологию Ансельма, Петра Ломбардского и других ранних схоластов, сочинения святого Бернарда и прочих монашеских лидеров (добрая четверть из 217 томов Латинской патрологии [Patrologia Latina] относится к этому периоду), массу новых исторических, поэтических и эпистолярных произведений, трактаты по философии, математике и астрономии, неизвестные раннесредневековой традиции и заимствованные у греков и арабов в течение XII века. В это время появились великий эпос феодальной Франции и лучшие сочинения провансальской лирики, самые ранние произведения на средневерхненемецком языке. Романское искусство достигло своего расцвета, а новый, готический, стиль прочно утвердился в Париже, Шартре и других, меньших центрах Иль-де-Франса.
Обзор всей западноевропейской культуры XII века увел бы нас слишком далеко, а обобщающие труды по многим направлениям все еще отсутствуют. Ограниченный объем предлагаемой книги, как и наших знаний, принуждает нас оставить в стороне архитектуру и скульптуру столетия, а также ее литературу на новых языках – и сосредоточить внимание на латинских сочинениях эпохи и на том, какие аспекты жизни и мысли XII века они обнаруживают. Искусство и литература никогда не бывают полностью разделены; латинская и народная традиции, конечно же, не могут быть оторваны друг от друга, поскольку их линии развития, которые часто идут параллельно, постоянно пересекаются или сходятся. Это и убеждает нас, что совершенно невозможно сохранять между ними четкое разделение, которое когда-то решили считать границей между сочинениями ученых и неученых. Необходимо постоянно иметь в виду взаимопроникновение этих двух литератур. Тем не менее каждый из этих вопросов заслуживает отдельного обсуждения, и, поскольку обычно гораздо больше внимания уделяется народной литературе, нетрудно найти обоснование более конкретному обращению к латинскому ренессансу.
Нелегко установить и хронологические рамки. Века – это в лучшем случае удобные условности, которым нельзя позволять засорять или искажать наше историческое мышление: история не может оставаться историей, если она распилена на равные столетние отрезки. Самое большее, что можно сказать, – это то, что конец XI века продемонстрировал множество признаков обновления жизни – политической, экономической, религиозной, интеллектуальной, – для которой, как и для возрождения римского права и возобновления интереса к классике, точные даты подобрать удается нечасто: если мы возьмем начало Первого крестового похода в 1096 году в качестве удобной отправной точки, то лишь осознавая, что это конкретное событие само по себе не имеет решающего значения для интеллектуальной истории и что реальные изменения начались на полстолетия раньше. Окончание нашего периода размыто еще сильнее. Однажды пробудившаяся интеллектуальная жизнь не затухает и не изменяет резко своего характера. Четырнадцатый век вырос из тринадцатого, как тринадцатый вырос из двенадцатого, так что не существует реального разрыва между Средневековым ренессансом и Кватроченто. Данте, как сказал один студент, «одной ногой стоит в Средневековье, а другой приветствует восходящую звезду Возрождения»! И даже если в литературе, искусстве и мысли около 1250 года легко можно распознать отпечаток XIII века, отличающегося от предыдущей более текучей и созидательной эпохи, никакого резкого разграничения между ними нет. Мы можем только отметить, что на рубеже веков падение Греческой империи, рецепция «нового» Аристотеля, победа логики над письмом, а также закат творческого периода в латинской и французской поэзии знаменуют переход, который мы не можем игнорировать, тогда как два поколения спустя новая наука и философия были упорядочены Альбертом Великим и Фомой Аквинским. К 1200 году Средневековый ренессанс развился в полной мере, а к 1250 году его сила почти иссякла. В таком выражении, как «Ренессанс XII века», слово «век» следует понимать очень свободно, чтобы мы могли охватить не только собственно XII столетие, но и непосредственно предшествующие ему и последующие годы, при этом делая акцент на центральном периоде, чтобы выявить выдающиеся особенности его культуры. Что касается движения в целом, мы действительно должны вернуться на пятьдесят или более лет назад и продвинуться почти на столько же вперед.