Боуди Карлайл: Расскажу, чтобы вы поняли, как за Рэнтом в последнем классе все бегали.
Однажды вечером наши собаки завыли и давай скрести дверь. Как раз дул ветер, и не надо было солнца, чтобы понять: опять секс-торнадо.
Пришел Рэнт, стучит нам в кухонную дверь. Мама по телефону с кем-то ругается, а Рэнт машет мне: мол, выходи. Через плечо у него пустая холщовая торба.
Увидев торбу, мама мотает головой: нет, мол. Но я пинками отгоняю собак от двери и выхожу в темень за Рэнтом. Ветер треплет нам волосы, сдувает вбок воротники рубашек.
На изгороди болтается что-то белое, дикое, живое, как кролик в силках. И презервативы, как серые слюнявые языки. Рэнт снимает один, подносит почти к губам и нюхает. Говорит:
— Преподобный Кертис Дин Филдс. — Улыбается. — Я б эту вонь везде узнал!
Бросает презик в торбу. Потом берет прокладку с малюсенькой красной точкой. Красное пятно на белой подушке, при свете луны совсем черное. Рэнт нюхает пятно и хмурится.
Потом закрывает глаза и снова нюхает. Говорит:
— Да, Лу-Энн Перри, точно, только она опять взялась пить эти фторидные таблетки...
Протягивает мне: мол, понюхай, но я мотаю головой. Не дождавшись помощи от «порядочных», Рэнт собрал весь мусор и угадал каждый член и каждую щель.
Мэри Кейн Харви: В Миддлтоне молодежи фактически негде развиваться. Общественная жизнь сосредоточена на церковных или школьных мероприятиях. Каждые выходные в зале фермерской ассоциации проводят вечеринку, весной бывают танцы с призами, перед каникулами — ярмарка ремесел. На Хэллоуин каб-скауты, чтобы собрать денег, устраивают «дом с привидениями».
Боуди Карлайл: У Рэнта Кейси был нюх, как у собаки. Он, точно породистая гончая, мог выследить по запаху любого. Вечерами дома не сидел, и это его нюху только помогало. За ним в школе все бегали, потому он и знал, чье имя за каждым запахом. К двенадцатому классу эти таланты начали на него работать.
— Смотри сюда, — говорит Рэнт и показывает мне бе лую подушку с узеньким красным цветком посредине. Ма леньким, как фиалка. Даже не нюхая, он говорит: — Мисс Харви, учительница английского.
Ветер приносит вой невидимых собак, звуки нас обтекают.
Что это мисс Харви, он догадался по форме пятна.
— Получается отпечаток киски, — говорит Рэнт, об водя пальцем пятно. — В сто раз неповторимее, чем от печаток пальца.
Это пятно, говорит, вылитый поцелуй ее нижних губ.
Можно было не спрашивать, откуда Рэнт знает про нижние губы мисс Харви. Как другие рисуют следы животных, он мог нарисовать тебе поцелуи самых разных кисок — что здешних, что проездом. По тому, как был надет презерватив, Рэнт догадывался, с чьего он члена.
В окне кухни виднелся силуэт моей мамы. Она стояла у раковины, выставив локоть, рукой прижимала телефон к уху. Наверное, на нас смотрела. Скорее всего.
Рэнт снял еще одну белую прокладку с темным пятном. Понюхал, оглянулся на мой дом. Я его спрашиваю:
— Это кто? — и киваю на запекшуюся кровь. Новый отпечаток — цветок побольше, чем у мисс Харви. Подсолнечник по сравнению с ее фиалочкой. Рэнт открыл свою торбу и говорит:
— Выбрось из головы.
Нет, правда, говорю я и тянусь за прокладкой:
— Дай понюхать!
Рэнт бросает «подсолнечник» в торбу, идет дальше вдоль изгороди и говорит:
— Я почти точно знаю, что это твоей мамы.
Моя мама смотрит на нас. А по телефону с кем-то ругается.
Когда я гулял с Рэнтом Кейси, время часто останавливалось. В тот раз оно тоже застряло. Этот вечер вечно прокручивается у меня в голове: как над нами висели старые звезды, на которые загадывали желания тогда и загадывают сейчас. Какая была луна, точь-в-точь как сегодня.
Шериф Бэкон Карлайл: Пока Рэнт Кейси прибежал в церковь и мы подоспели к Эстер, ее уже нашли собаки. Старую Эстер, мать Айрин. Айрин осталась собирать ошметки.
Боуди Карлайл: Трахал Рэнт Кейси мою мать или нет, я так и не набрался смелости спросить.
4 — Фальшивые звезды
Эхо Лоуренс (автосалочница): Когда Рэнт еще не ходил в детский сад, но уже спал в обычной кровати, мать устраивала ему тихий час. Как только большая стрелка кухонных часов указывала на цифру «два», Рэнта заставляли идти наверх и лежать до трех, даже если он был не сонный. Рэнт клал голову на подушку и обнимал плюшевого зайца, которого называл Мишкой.
Попробуйте вспомнить, когда ваши родители впервые увидели, что вы не крошечная копия их самих. Что вы похожи на них, но лучше. Образованнее. Невиннее. А теперь вспомните, когда вы перестали быть их мечтой.
Если ярко светило солнце и на улице лаяли собаки, маленький Рэнт говорил:
Мишка хочет пойти поиграть...
Если Рэнт не устал, он говорил:
Но Мишка не хочет спать!..
Руби Эллиот (соседка): Мы, девочки, которые учились вместе с Айрин Шелби, знаем, что Бастер Кейси мог вообще не родиться. Когда к ней примазался Честер, Айрин было не больше тринадцати, а в четырнадцать она родила. Если честно, Айрин была не в восторге, что в девятом классе у нее на животе растяжки и она кормящая мать.
Эдна Перри (соседка): Если что, я вам ничего не рассказывала, но до того, как появился Бастер, Айрин говорила, что хочет писать картины и делать статуи. Так и не решила какие. Она даже ходила к доктору Шмидту, чтобы избавиться от ребенка. Просила разрешения у преподобного Филдса. Тут еще ее собственная мать, Эстер Шелби, заявила, что ребенок станет дьявольским проклятием во плоти.
Эхо Лоуренс: Айрин целовала Рэнта в лобик. Садилась на край кровати и грозила пальчиком зайцу:
— Нам все-таки нужно поспать!
Говорила:
— Давай посчитаем звездочки, пока не захочется спать.
И заставляла его считать: одна... две... все наклейки-звездочки на потолке. Четыре, пять, шесть... Пятясь, выходила из комнаты и закрывала за собой дверь.
Руби Эллиот: Я не вру: Эстер сама родила Айрин почти в том же возрасте! И только Чет Кейси был за то, чтобы малыш Рэнт пришел в этот мир. Чет с Айрин поженились, но ей пришлось бросить школу. Сегодня, когда все знают, какую дорожку выбрал Бастер Кейси и какую он устроил эпидемию, понятно, что Айрин зря послушала Чета.
Эхо Лоуренс: Именно тогда, глядя невидящими глазами в потолок, Рэнт исследовал теплые глубины своей головы. Каждый день с двух до трех Рэнт лежал и ковырял в носу. Выуживая тянучие козявки, он катал их между пальцами, пока не почернеют. Черный шарик приставал то к одному пальцу, то к другому и не падал, сколько ни тряси рукой. Каждый слизистый шарик Рэнт приклеивал над подушкой, и белая стена покрывалась черными перчинками. Лепнина из соплей. Приплюснутые кругляши с петлями и завитками — отпечатками Рэнтова пальца. Сувениры из путешествий внутрь головы. Вечный портрет указательного пальца правой руки. Пятнистая радуга, пунктирная арка, которая росла вместе с рукой. Высохшие сопли у самой подушки были простыми черными точками, пыльными памятками о раннем детстве. Через сто дневных снов точки превратились в изюмины, прилепленные на всю длину руки Рэнта, если лежать на спине и не поднимать голову с подушки.
Потолок детской Айрин Кейси оклеила звездочками, которые в темноте светились зеленым.
Изголовье Рэнта было как негатив ночного неба. Липкие черные точки обозначали другие созвездия. До того дня Рэнт не видел разницы.
Эдна Перри: Скажу вам по секрету: первой, кому испортил жизнь этот маньяк Рэнт Кейси, стала Айрин. Первое светлое будущее, которое он уничтожил, было будущим его собственной матери.