— Простите, мы с моим женихом немного заняты. – Вероника продолжает улыбаться. – Если хотите, завтра приму вас в офисе.
— Н-н-нет, не надо! Александр Николаевич, я хотела извиниться! За те... за все те вызовы!
— Извинения приняты, – кивнул Александр, стараясь не выдавать никаких эмоций. – Не беспокойтесь.
— Спасибо! Извините! – посмотрела женщина в лицо Вероники и убежала, пару раз оглянувшись.
— Это та самая проблемная клиентка? Которая тебя могла целый день доставать? – поинтересовалась Вероника, когда они продолжили путь. – Она и моя клиентка. На неё поступило много жалоб – пришлось постараться, чтобы обойтись досудебным урегулированием. В твоём случае там невозможно что-то сделать – она та ещё стерва – но, похоже, сегодня твой день. – Вероника рассмеялась. – Представляю, что она сейчас подумала... О, Римма! Ну наконец-то! Долго выбирала?
— Ага, всем взяла, Нике тоже, – показала Римма сумку-холодильник. – Нет, не хотела вам мешать общаться с постоянным клиентом.
— Так. – Вероника приняла мороженое, кивнув, и посмотрела Римме в глаза. – Признавайся, твоя работа? Ты её сюда привела?
Римма покивала и расхохоталась.
— Пусть знает, как папу с мамой доставать! Ой, да ладно, никто ничего даже не поймёт, мама. Ну а ей небольшой такой урок. Что, гуляем дальше?
20. Погружение <a href="http://samlib.ru/b/bojandin_k_j/n35s-12rvfg.shtml#toc">в оглавление</a>
Александр в очередной раз перевернул песочные часы. Уже “свои”, не те, которыми пользуется Вероника. Первым делом, когда вновь стал проваливаться в “сжатое время”, принялся ставить эксперименты.
В одном из них он выполнил несколько простых задач из фрилансерской раздачи. Настроил компьютер так, чтобы вести журнал событий. И вот тут было над чем задуматься: пока работал над задачей, написанная им простенькая программа, скрипт, фиксировала, с чем именно он работает, записывала текстовые сообщения в электронный журнал – попросту файл. И когда схлынуло “сжатое время” (двадцать три минуты во внешнем мире; двадцать семь полных переворотов песочных часов во внутреннем – то есть минимум четыре с половиной часа), сел смотреть на журнал.
По внутреннему времени компьютера прошло двадцать три минуты. При этом есть записи по всем выполненным задачам, а в том самом файле записи шли вперемежку: как если бы несколько экземпляров Александра одновременно трудились над разными задачами.
И салфетка под часами: на ней были те самые двадцать семь крестиков. То есть салфетка “прожила” те самые четыре с половиной часа? А если использовать не салфетку, а материал со свойствами памяти, или попросту регистрировать перевороты нажатием кнопки на электронном устройстве?
— Якорь, – пояснила Римма, довольно улыбаясь. Александр чуть не подпрыгнул. Он уже пробовал записывать себя на камеру во время работы в “сжатом времени”. Итоги разные: то камера записывала какой-то один из интервалов, то смесь разных. Но все перевороты часов всегда были в записи, и выглядело всё так, что песок пересыпается с ненормальной скоростью, а сам Александр только и делает, что переворачивает часы, чуть чаще раза в минуту.
— Прости?! – Александр повернулся в её сторону, закончив пить воду. Обезвоживание тоже не имело под собой никаких объяснений.
— Часы – твой якорь. Ну, часы и салфетка, на чём ты фиксируешься. Мы делали опыты с короткоживущими изотопами. В сжатом времени всегда есть несколько якорей. Один – ты сам. Ну и обычно ты фиксируешься на ещё одном – часах, например.
— Дай угадаю... – Александр поскрёб в затылке. – Якорь проживает внутреннее время, а все остальные объекты становятся суперпозицией нескольких вариантов перемещения между временными точками. Я уже понял, что внутреннее время всегда кратно внешнему. Сейчас кратность была двенадцать.
Римма хлопнула в ладоши несколько раз, с серьёзным выражением лица.
— В точку. Было двенадцать разных путей между двумя точками в фазовом пространстве-времени. И всё окружающее или выбрало один такой путь, или взяло фрагменты из разных фаз. Якорь объединяет все такие линии. Поэтому у тебя на салфетке видны все крестики, а внутреннее время компьютера совпадает с внешним, хотя там всё, что ты успел наработать.
— Но я делал некоторые задачи много дольше, чем двадцать три минуты!
Римма покивала.
— Для тебя сжатое время линейно. Если попытаешься привязаться к отсчёту во внешнем мире, выпадешь из сжатого времени. Об остальном не спрашивай, нет пока такой теории, мы её строим сейчас сами. Главное: если попытаешься привязаться к внешней мировой линии, выпадешь в неё. Ну там, прислушаешься к кому-то снаружи, будешь следить за часами на стене. Запомни, может пригодиться. Пока ты в сжатом времени, ты не чувствуешь жажду. Но как только возвращаешься – можешь упасть и умереть, если был там слишком долго. Мы ставили опыты на мышах – любое животное в контакте с тобой входит в сжатое время вместе с тобой. Поэтому считай перевороты и каждые пять, или чаще, пей воду – даже если кажется, что не нужно.
— То есть вы сейчас пишете и дополняете теорию – как её назвать-то? – хронодинамики?
Римма вновь покивала не улыбаясь.
— По ходу, моя бабушка, которая тоже Вероника, владела этим всем куда круче. Она вполне могла проживать до сотни таких линий одновременно. И всякий раз расходуется именно вода – голода по внутреннему времени не наступает. Почитай наши рабочие заметки – и добавляй свои. Доступ у тебя есть.
Александр покачал головой и умолк, глядя в пространство.
— Знаю, знаю, – покивала Римма. – “Почему я”, да? Когда у мамы это только начиналось, она жутко пугалась всякий раз. Ещё до меня когда. Было с тобой такое? Что не можешь припомнить, что только что делал и почему находишься именно здесь, и тебе жутко страшно?